Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

Ф.И. Чуев передает слова Молотова середины 70-х годов: «Я же ему говорил… – Молотов стал слегка заикаться, повторяя, как он обычно делал в таких случаях, первый слог слова. – Пре-пре-предъявили в конце войны туркам контроль над Дарданеллами, турки не пошли на это, и союзники не поддержали. Это была наша ошибка… Считаю, что эта постановка вопроса была не вполне правильной, но я должен был выполнять то, что мне поручили…

Милюков все время о Босфоре говорил. Русские генералы все время насчет Босфора… Выход из Черного моря!..

В последние годы Сталин немножко стал зазнаваться, и мне во внешней политике приходилось требовать то, что Милюков требовал – Дарданеллы! Сталин: „Давай, нажимай! В порядке совместного владения“. Я ему: „Не дадут“. – „А ты потребуй!“» Не хотелось Молотову продолжать дело классического империалиста Милюкова, с которым Вячеслав Михайлович боролся во времена своей юности. Впрочем, так он вспоминал в старости. В 40-е годы важнее могли оказаться прагматические соображения, угроза широкомасштабного столкновения с Западом, о котором Молотов тоже вспоминал: «И вопрос с Дарданеллами, конечно, надо было решать. Хорошо, что вовремя отступили, а так бы это привело к совместной против нас агрессии»[989]. Давишь на соседей, угрожаешь вторжением, а то и наносишь удар, а если получаешь отпор – кричишь погромче, что мол это против нас агрессия. Так было с Финляндией в 1939-м, так будет в Корее в 1950-м. С Ираном и Турцией обошлось, но последствия для СССР оказались печальными – вместо нейтральных соседей на юге СССР образовались враждебные государства, которые в опасении возобновления советской экспансии искали союза с Западом и нашли его.

Вячеслав Михайлович Молотов. 6 февраля 1946. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1599. Л. 19]

5 марта 1946 года Черчилль, уважаемый, но отставной политик, выступил в американском Фултоне с концептуальной речью. Среди его слушателей был президент США Трумэн. Вывод бывшего члена «Большой тройки» был пессимистичен: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на Европейский континент опустился железный занавес. За этой линией располагаются все столицы старинных государств Центральной и Восточной Европы». За этим занавесом Москва насаждает коммунистические режимы, которые устанавливают «тоталитарный контроль». СССР угрожает также Греции и Турции. Противостоять этой экспансии могут страны, сплотившиеся вокруг англоговорящих государств, которые являются носителями свободы[990]. Хотя Черчилль не был официальным лицом, его речь задела Сталина, и он решил ответить. 13 марта генералиссимус дал интервью «Правде», где расценил речь Черчилля «как опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество». Сталин сравнил Черчилля с Гитлером, так как оба начали развязывание войны с выдвижения расовых теорий (в случае с Черчиллем – прославление наций, говорящих на английском языке). Приложил, так приложил. Еще бы, а что он нас тоталитарными называет, «что же может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу? Как можно, не сойдя с ума, квалифицировать эти мирные стремления Советского Союза, как экспансионистские стремления нашего государства?»[991] Через три года в Восточной Европе будут тысячами арестовывать людей не то, что за нелояльность Москве, но даже по подозрению в тайном недовольстве ее политикой. Но в 1946 году над уровнем лояльности стран Восточной Европы предстояло еще крепко поработать.

Интервью Сталина 13 марта 1946 года стало первым выступлением высшего государственного руководителя начала Холодной войны. Но само это начало было не актом, а постепенным втягиванием в конфликты, которое продлится около двух лет. Еще 22 февраля 1946 года советник посольства США в Москве Дж. Кеннан направил в госдепартамент так называемую «длинную телеграмму», в которой разоблачал экспансионизм коммунистов, их стремление посеять рознь между странами Запада и внутри каждой из них, предложил сдерживать СССР решительной политикой с позиции силы, одновременно конструктивно решая проблемы Западной Европы. Руководство позволило Кеннану опубликовать основные положения телеграммы в прессе, его взгляды повлияли на формирование внешнеполитического курса США в начале Холодной войны.

На роль советского аналога Кеннана, который также подталкивал своих руководителей к конфронтации с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции, в литературе иногда выдвигается советский посол в США Н. Новиков с его докладом «Внешняя политика США в послевоенный период», подготовленным в сентябре 1946 года. Автор обвинял США в стремлении к достижению мирового господства с помощью вооруженных сил и прежде всего – войны против СССР. Доклад, таким образом, настраивал советскую дипломатию на подготовку к конфронтации с США на грани войны. Правда, если в США Кеннан повлиял на курс госдепартамента и президента Трумэна, то в СССР все было наоборот. Доклад Новикова был подготовлен для советских дипломатов по заданию Молотова и с такими подробными указаниями, что в воспоминаниях Новиков назвал Молотова своим «безымянным соавтором»[992]. Так что своей «длинной телеграммы» в СССР не было, там внешнеполитический курс формировался Молотовым и Сталиным. Они исходили из перспективы конфронтации с США и другими государствами Запада вплоть до военной. Но если Сталин в конце 1945 года внутренне решился на крайне неуступчивый курс, то Молотов пытался по возможности тормозить сползание в Холодную войну. Но так, чтобы ничего не уступить Западу из того, что получено во время войны.

Много лет спустя Молотов рассуждал: «Ну что значит Холодная война? Обостренные отношения. Все это просто от них зависит или потому, что мы наступали. Они, конечно, против нас ожесточились, а нам надо было закрепить то, что завоевано. Из части Германии сделать свою, социалистическую Германию, а Чехословакия, Польша, Венгрия, Югославия – они же были в жидком состоянии, надо было везде наводить порядок. Прижимать капиталистические порядки»[993]. СССР закреплял свои завоевания, железной репрессивной рукой преодолевая сопротивление той части восточноевропейского населения, которое не хотело отказываться от капитализма или хотя бы от разнообразия мнений о капитализме и социализме. Также важно было четко определить границы «железного занавеса», которые тоже оставались пока в «жидком состоянии».

После Московского совещания «на троих» можно было и собраться в более широком формате СМИД, что и было сделано 25 апреля в Париже. Бирнс в духе Черчилля развернул критику экспансии СССР, не признавая его право на полный контроль в Восточной Европе. За нерешительность в дискуссии с американским госсекретарем Молотову опять попало от Сталина: «Бирнс наступал, а Вы оборонялись, тогда как Вы имели все основания наступать». Молотов пригласил 5