Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

Ибрагим аз-Заркали (ок. 1029-87 гг.) из Толедо прославился благодаря усовершенствованию астрономических инструментов; Коперник цитировал его трактат об астролябии; его астрономические наблюдения были лучшими в его эпоху и позволили ему впервые доказать движение солнечного апогея относительно звезд; его «Толедские таблицы» планетарных движений использовались во всей Европе. Абуль Касим аз-Захрави (936-1013), врач Абд-эр-Рахмана III, почитался в христианстве как Абулькасис; он стоит на первом месте среди мусульманских хирургов; его медицинская энциклопедия «Аль-Тасриф» включала три книги по хирургии, которые, переведенные на латынь, стали стандартным текстом по хирургии на многие века. В этот период Кордова была излюбленным местом проведения хирургических операций для европейцев. Как и в каждом цивилизованном городе, в ней хватало шарлатанов и помешанных на деньгах врачей. Один харрани объявил о существовании секретного средства против кишечных расстройств и продавал его по пятьдесят динаров (237,50 доллара) за флакон денежным глупцам.74

«Мы не будем упоминать поэтов, процветавших при Хишаме II и аль-Мансуре, ибо их было так же много, как песков в океане», — говорит аль-Маккари.75 Среди них была принцесса Валлада (ум. 1087); ее дом в Кордове был настоящим салоном французского Просвещения; вокруг нее собирались умники, ученые и поэты; она занималась любовью с десятком из них и писала о своих похождениях с такой свободой, которая потрясла бы мадам Рекамье. Ее подруга Муга превосходила ее красотой лица и развязностью стихов. В те времена в Андалусии почти каждый был поэтом и обменивался импровизированными рифмами при любом удобном случае. Халифы присоединялись к этому развлечению, и редко находился мавританский принц, при дворе которого не было бы поэта, не только почитаемого, но и оплачиваемого. Это королевское покровительство принесло не только пользу, но и вред; поэзия, дошедшая до нас из этой эпохи, слишком часто искусственна, цветиста, хромает от трудоемких уподоблений и засорена мелкими придумками. Темой была любовь, плотская или платоническая; в Испании, как и на Востоке, мусульманские певцы предвосхищали методы, настроения и философию трубадуров.76

Из этой танцующей галактики мы выделим одну звезду: Саид ибн Джуди, сын префекта Кордовы; превосходный воин, постоянный любовник во множественном числе, мастер всех качеств, которые, по мнению мусульман, делали идеального джентльмена: либеральность, храбрость, искусное владение лошадью, приятная внешность, красноречие, поэтический талант, сила, искусство фехтования, владения копьем и сгибания лука.77 Он никогда не был уверен, что любит больше — любовь или войну. Чувствительный к малейшему прикосновению женщины, он пережил ряд увлечений, каждое из которых обещало быть вечным. Как хороший трубадур, он горячо любил там, где меньше всего видел; его самая горячая ода была посвящена Джехан, от которой он видел только руку с лилией. Он был откровенным эпикурейцем и считал, что бремя доказательств всегда лежит на моралисте. «Самое сладкое в жизни, — говорил он, — это когда кубок с вином идет по кругу; когда после ссоры влюбленные примиряются, обнимаются и мирятся». Я несусь по кругу удовольствий, как взбешенный боевой конь, взявший в зубы удила. Я не оставляю неудовлетворенным ни одно желание! Непоколебимый, когда ангел смерти нависнет над моей головой в день битвы, пара ярких глаз может поколебать меня, как им заблагорассудится».78 Его соратники иногда возмущались тем, что он соблазняет их жен; один офицер поймал его на месте преступления и убил (897).

Более героический конец постиг великого поэта, аль-Мутамида, эмира Севильи. Как и другие короли распадающейся Испании, он в течение нескольких лет платил дань Альфонсу VI Кастильскому в качестве взятки за христианский мир. Но взятка всегда оставляет остаток, который должен быть выплачен по первому требованию. В 1085 году Альфонсо, получив от своей добычи военные мускулы, набросился на Толедо, и аль-Мутамид понял, что следующей может стать Севилья. Города-государства мусульманской Испании теперь были слишком ослаблены классовой и междоусобной войной, чтобы оказать адекватное сопротивление. Но на другом берегу Средиземного моря возникла новая мусульманская династия, получившая название Альморавидов от имени марабута или святого покровителя северо-западной Африки; основанная на религиозном фанатизме, она превратила почти каждого человека в солдата Аллаха, и ее армии легко завоевали все Марокко. В этот момент альморавидский король Юсуф ибн Ташфин, человек смелый и хитрый, получил от принцев Испании приглашение спасти их от христианского дракона Кастилии. Юсуф переправил свою армию через пролив, получил подкрепление из Малаги, Гранады и Севильи и встретился с войсками Альфонсо в Заллаке, недалеко от Бадахоса (1086). Альфонсо отправил Юсуфу учтивое послание: «Завтра [пятница] — ваш святой день, а воскресенье — наш; поэтому я предлагаю вступить в бой в субботу». Юсуф согласился; Альфонсо напал в пятницу; аль-Мутамид и Юсуф сражались хорошо, мусульмане отпраздновали свой святой день победоносной резней, а Альфонсо едва спасся с 500 человек. Юсуф поразил Испанию, вернувшись без добычи в Африку.

Через четыре года он вернулся. Аль-Мутамид призвал его уничтожить власть Альфонсо, который перевооружался для нового нападения. Юсуф вел нерешительную борьбу с христианами и принял на себя суверенную власть над мусульманской Испанией. Бедняки приветствовали его, всегда предпочитая новых хозяев старым; интеллектуальные слои выступали против него как представителя религиозной реакции; богословы приняли его. Он без боя взял Гранаду и обрадовал народ, отменив все налоги, не предусмотренные Кораном (1090 г.). Аль-Мутамид и другие эмиры объединились в лигу против него и заключили священный союз с Альфонсо. Юсуф осадил Кордову; население сдало ее ему. Он окружил Севилью; аль-Мутамид героически сражался, увидел, что его сын убит, сломался от горя и сдался. К 1091 году вся Андалусия, кроме Сарагоссы, была в руках Юсуфа, и мусульманская Испания, управляемая из Марокко, снова стала африканской провинцией.

Аль-Мутамид был отправлен в качестве пленника в Танжер. Там он получил от местного поэта Хусри несколько стихов, восхваляющих его и просящих о подарке. У разоренного эмира было всего тридцать пять дукатов (87 долларов); он отправил их Хусри с извинениями за малость подарка. Аль-Мутамид был переведен в Агмат, близ Марокко, и жил там некоторое время в цепях, постоянно испытывая нужду, но продолжая писать стихи, до самой своей смерти (1095).

Одно из его стихотворений могло бы послужить ему эпитафией:

Не стоит слишком опрометчиво набрасываться на мир, ибо вот, Под расписным шелком и брайдингом, Она не верна и непостоянна. Послушай меня,