Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

«Я в здравом уме. Приговорите меня к смерти». Кади заключил его в тюрьму, но попросил у Абд-эр-Рахмана II разрешения отпустить его как умалишенного; халиф, возмущенный пышностью похорон Перфекта, приказал казнить монаха. Через два дня Санчо, франкский солдат дворцовой стражи, публично осудил Мухаммеда; ему отрубили голову. В следующее воскресенье шесть монахов предстали перед кади, прокляли Мухаммеда и попросили не только смерти, но и «самых жестоких пыток»; им отрубили головы. Их примеру последовали священник, дьякон и монах. Зилоты ликовали, но многие христиане — как священники, так и миряне — осуждали эту жажду мученичества. «Султан, — говорили они зелотам, — позволяет нам исповедовать нашу религию и не притесняет нас; к чему же тогда это фанатичное рвение?»59 Собор христианских епископов, созванный Абд-эр-Рахманом, осудил зилотов и пригрозил им мерами, если они продолжат агитацию. Евлогий осудил совет как трусов.

Тем временем Флора, пыл которой подняло движение зилотов, покинула свой монастырь и вместе с другой девушкой, Марией, отправилась к кади; они обе уверяли его, что Мухаммед — «прелюбодей, самозванец и злодей», а магометанство — «выдумка дьявола». Кади отправил их в тюрьму. Уговоры друзей склонили их к отказу, когда Евлогий убедил их принять мученическую смерть. Они были обезглавлены (851), и Евлогий, воодушевленный, призвал новых мучеников. Священники, монахи и женщины пришли к суду, осудили Мухаммеда и добились обезглавливания (852 г.). Сам Евлогий принял мученическую смерть семь лет спустя. После его смерти движение утихло. Мы слышим о двух случаях мученичества в период между 859 и 983 годами, и ни одного в последующее время под властью мусульман в Испании.60

Среди мусульман религиозный пыл уменьшался по мере роста богатства. Несмотря на строгость мусульманских законов, в одиннадцатом веке поднялась волна скептицизма. В Испанию проникли не только легкие ереси мутазилитов; возникла секта, объявившая все религии ложными и посмеявшаяся над заповедями, молитвой, постом, паломничеством и милостыней. Другая группа, под названием «Универсальная религия», отвергала все догмы и ратовала за чисто этическую религию. Некоторые из них были агностиками: доктрины религии, говорили они, «могут быть или не быть истинными; мы не утверждаем и не отрицаем их, мы просто не можем сказать; но наша совесть не позволит нам принять доктрины, истинность которых не может быть доказана».61 Богословы дали энергичный отпор; когда в XI веке на испанский ислам обрушилось бедствие, они указали на иррелигию как на его причину; и когда на время ислам снова стал процветать, это произошло при правителях, которые снова укоренили свою власть в религиозной вере и ограничили споры между религией и философией уединением и развлечениями своих дворов.

Несмотря на философов, сверкающие купола и позолоченные минареты обозначали тысячи городов, которые сделали мусульманскую Испанию десятого века самой городской страной в Европе, а возможно, и в мире. Кордова при аль-Мансуре была цивилизованным городом, уступавшим только Багдаду и Константинополю. Здесь, говорит аль-Маккари, было 200 077 домов, 60 300 дворцов, 600 мечетей и 700 общественных бань;62 Статистика немного восточная. Посетители удивлялись богатству высших классов и, как им казалось, необыкновенному всеобщему процветанию; каждая семья могла позволить себе осла; только нищие не могли ездить верхом. Улицы были вымощены, имели приподнятые тротуары и освещались по ночам; при свете фонарей можно было проехать десять миль вдоль непрерывной череды зданий.63 Через тихий Гвадалквивир арабские инженеры перебросили огромный каменный мост из семнадцати арок, каждая из которых имела пятьдесят пролетов в ширину. Одним из самых ранних начинаний Абд-эр-Рахмана I стал акведук, который принес в Кордову огромное количество пресной воды для домов, садов, фонтанов и бань. Город славился своими прогулочными садами и набережными.

Абд-эр-Рахман I, тоскуя по местам своего детства, разбил в Кордове большой сад, подобный тому, что был на вилле, где он провел свое детство под Дамаском, и построил в нем свой «Дворец Риссафа». Позднее халифы добавили другие сооружения, которым мусульманская фантазия дала пышные названия: Дворец цветов… влюбленных… довольства… диадемы. В Кордове, как и в более поздней Севилье, был свой Алькасар (аль-каср, замок, от латинского castrum), представлявший собой сочетание дворца и крепости. Мусульманские историки описывают эти особняки как равные по роскоши и красоте Риму Нерона: величественные порталы, мраморные колонны, мозаичные полы, позолоченные потолки и такое изысканное убранство, какое могло дать только мусульманское искусство. Дворцы королевской семьи, лордов и магнатов, владеющих землей и торговлей, выстроились на многие мили вдоль берегов величественного потока. Наложница Абд-эр-Рахмана III оставила ему большое состояние; он предложил потратить его на выкуп тех своих солдат, которые были захвачены на войне; гордые искатели утверждали, что не могут найти ни одного; тогда любимая жена халифа, Захра, предложила ему построить пригород и дворец в память о ее имени. В течение двадцати пяти лет (936-61 гг.) 10 000 рабочих и 1500 голов скота трудились над осуществлением ее мечты. Королевский дворец аз-Захра, возвышавшийся в трех милях к юго-западу от Кордовы, был роскошно спроектирован и оборудован; 1200 мраморных колонн поддерживали его; гарем вмещал 6000 женщин; зал для аудиенций имел потолок и стены из мрамора и золота, восемь дверей, инкрустированных черным деревом, слоновой костью и драгоценными камнями, и бассейн из зыбучего серебра, волнистая поверхность которого отражала танцующие лучи солнца. Аль-Захра стала жилым центром аристократии, славившейся изяществом и лоском своих манер, утонченностью вкусов и широтой интеллектуальных интересов. На противоположном конце города аль-Мансур построил (978) дворец-соперник, аль-Захира, который также собрал вокруг себя пригород из господ, слуг, менестрелей, поэтов и куртизанок. Оба предместья были сожжены дотла во время революции 1010 года.

Обычно народ прощал роскошь своим князьям, если те возводили Аллаху святыни, превосходящие их дворцы по пышности и размаху. Римляне построили в Кордове храм Януса; христиане заменили его собором; Абд-эр-Рахман I заплатил христианам за место, снес храм и поставил на его месте Голубую мечеть; в 1238 году реконкиста превратила мечеть в собор; так доброе, истинное и прекрасное колеблется в зависимости от военных удач. Проект стал утешением в трудные годы Абд-эр-Рахмана; он покинул свой пригород и отправился в город, чтобы руководить работами, и надеялся, что перед смертью сможет возглавить благодарственную молитву в этой новой величественной мечети. Он умер в 788 году, через два года после закладки фундамента; его сын аль-Хишам продолжил работу; каждый халиф в течение двух веков добавлял свою часть, пока во времена аль-Мансура она не заняла площадь 742 на 472 фута. Снаружи он представлял собой крепостную стену из кирпича и камня, с башнями