Королевство Кипр и итальянские морские республики в XIII–XV веках - Светлана Владимировна Близнюк

и его потомков под свой протекторат (in defensionem et protectionem) и защищать их от кого бы то ни было, «кроме великого султана Египта» (exceptis solummodo magno sultano Babilonie)[1689] Таким образом, венецианское правительство не скрывало истинные цели в отношении Кипра: поставить остров под собственный протекторат. Однако Венеция не забыла, что именно египетский султан является сюзереном Кипра. Изначально стало понятно, что республика будет проводить исключительно осторожную политику в отношениях с Египтом и постарается избежать любых осложнений в отношениях с ним из-за Кипра. Б. Арбель, напротив, настаивает на частном характере брака и подчеркивает, что идея скорее принадлежала не Венеции, а Кипру и семейству Корнаро. Исследователь видит ее корни в отношениях короны с фамилией Корнаро, имевшей богатейшие земельные владения на юге острова с середины XIV в. и кредитно-финансовые дела с короной. Корнаро, таким образом, отстаивали собственные экономические и политические интересы в королевстве[1690]. Флорио Бустрон, писавший свою «История острова Кипр» в первой половине XVI в., подчеркивал, тем не менее, официальный характер брака, представляя его как результат дипломатических переговоров между Кипром и Венецией, предусматривавших удочерение Катерины Корнаро Венецианской республикой[1691]. Последний акт республики был призван поднять статус Катерины Корнаро до уровня особы королевской крови. Это позволило сделать брак кипрского короля Жака II и венецианки Катерины Корнаро равным. Георгий де Норес в начале XVII в. также не сомневался в претензиях Венеции на власть на Кипре[1692].

Фамилия Корнаро, как мы уже знаем, проявляла заинтересованность в Кипре еще в XIII в. К концу XV в. Корнаро прочно держали в своих руках не только многие экономические нити королевства, но будучи близки ко двору нередко могли влиять на ход политических событий названного государства. Дядя Катерины Андреа Корнаро, аудитор Кипра, и ее отец Марко Корнаро были весьма заметными фигурами в политической жизни Кипрского королевства и находились в окружении короля еще до ее прибытия на остров. С коронацией Катерины венецианская фамилия Корнаро стала королевской и могла строить планы и предъявить претензии на управление островом[1693]. Итак, семейные интересы Корнаро на Кипре вполне очевидны. Заметим, однако, что фамилия Корнаро оказалась не в состоянии сама поглотить весь остров. Следовательно, она сама нуждалась в помощи и поддержке венецианского правительства. Таким образом, интересы одной пусть и очень влиятельной фамилии временно совпадали с интересами Венецианского государства в отношении Кипра. Катерина Корнаро оказалась удобной фигурой для обеих сторон в достижении поставленной цели. Самой же Катерине Корнаро в политических делах была отведена разве что роль статиста.

Король, судя по всему, отдавал себе отчет в опасности своего союза с Венецией и его потенциальных негативных политических последствий для Кипрского государства. Он всячески затягивал и откладывал брачный союз с Катериной Корнаро. Сначала была придумана совсем банальная отговорка: ему захотелось увидеть портрет своей избранницы, о чем свидетельствует Стефан де Лузиньян. Корнаро не замедлили исполнить просьбу короля и отправили ему портрет Катерины работы неизвестного нам художника, которого, тем не менее, Стефан де Лузиньян называет "превосходным и опытным художником" (dipintore perfetto et valent'uomo"[1694]. Затем в Венецию был отправлен посол Филипп Мистахель, который от имени короля вел многолетние переговоры о браке[1695]. Получить венецианские деньги, воспользоваться военной силой и политическим влиянием республики, конечно, хотелось. Однако плата за родственные узы с Венецией могла оказаться слишком высокой. Поэтому король долго колебался в своем решении жениться на Катерине. Параллельно дипломатической игре с Венецией обдумывалась возможность его женитьбы на дочери деспота Мореи Феодора Палеолога. Однако против этого брака резко выступил папа Пий II[1696], и о нем можно было забыть. Республика же приняла все необходимые меры, чтобы довести брачный союз с Корнаро до успешного конца. Дело, таким образом, стало предметом дипломатических переговоров, которые начались в 1468 г. или даже чуть ранее и продлились несколько лет. Лишь в июне 1472 г. Катерина прибыла на Кипр[1697]. Может показаться, что венецианцы претендовали на исключительные позиции в королевстве и требовали от короля невозможного. Но, как известно, политика — искусство возможного. Именно тот вес, который диаспора венецианских мигрантов и иммигрантов приобрела в королевстве, сделал возможным кардинальное политическое решение: брачный союз венецианки Катерины Корнаро и Жака II Лузиньяна, обязанного не только султану Египта, но и венецианцам своим приходом к власти. Этот союз фактически означал аффилирование королевства с Адриатической республикой.

Король не напрасно опасался слишком жарких «дружеских» объятий Венеции. Через несколько месяцев после свадьбы и коронации Катерины Корнаро Жак II неожиданно умирает в расцвете лет (33 года), полный сил, энергии, планов укрепления своего королевства и надежд на его процветание[1698]. Его вдова, ожидавшая появления на свет наследника престола, принимает бразды правления в свои руки, и венецианцы начинают уже открыто править островом от имени королевы[1699].

Флорио Бустрон, который служил в венецианской администрации на Кипре в начале XVI в. и был весьма благосклонно настроен по отношению к Венеции, не сомневается в том, что Жак II завещал трон своему еще не родившемуся наследнику и жене[1700]. Поскольку его сын, король Жак III, умер через год после своего рождения, корона, с точки зрения Флорио Бустрона, по праву перешла к вдове Жака II. Между тем, Георгий Бустрониос, сторонник Жака II, его соратник и участник его борьбы за престол, передает полный текст завещания короля, заставляющий сильно усомниться в официальной редуцированной венецианской версии смены власти на Кипре. Итак, 27 мая 1473 г. король, почувствовав себя плохо, позвал к себе своего секретаря и попросил его записать свое завещание. Согласно последней воле короля, корона при любых обстоятельствах должна была оставаться в руках королевской фамилии Лузиньянов. "Если случиться так, что Бог пожелает взять меня, — говорит король, — моя жена, которая сейчас беременна, будет госпожой и королевой Кипра. Я делаю наследником своего ребенка и хочу, чтобы он получил королевство. А если он умрет, я хочу, чтобы королевство получил бастард Жени[1701]. А если и он умрет, то Жан. Если не останется в живых никого из них, то пусть получит королевство моя незаконнорожденная дочь. А если и она умрет, то пусть получит наследство кто-то близкий из Лузиньянов"[1702]. Такую же версию завещания Жака II представляет в начале XVII в. Георгий де Норес[1703].

Предчувствия опасности Кипру со стороны Венеции не обманули Жака II. Объятья Венеции год от года становились для королевства все теснее и жестче. Еще при жизни Жака II на острове появился полномочный посол Венеции Иосафат Барбаро, которому было