Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

Осенью 1943 года странам оси были нанесены тяжелые удары не только в Средиземноморье. На Востоке немцы шаг за шагом отходили к Днепру, и считалось, что эта речная преграда позволит продержаться до зимы, а возможно, даже зимой. Однако этого не произошло. Русским за сравнительно короткое время удалось захватить плацдармы в разных местах форсированной в октябре реки. По мнению немцев, эти успехи объяснялись главным образом огромным количеством поставленных Америкой гусеничных грузовиков, позволявших продвигаться по ужасным дорогам Украины.

Эти события породили в Финляндии серьезное и подавленное настроение. В начале ноября социал-демократическая партия опубликовала новое заявление, в котором подчеркивалось не только право Финляндии выйти из войны, когда она сочтет это желательным, но и что сделать это она должна немедленно. В нем говорилось, что люди желают мира, но мира, который гарантировал бы их независимость и свободу.

В середине ноября остро встал вопрос о мире. Высокопоставленный чиновник шведского Министерства иностранных дел Бухеман на встрече с госпожой Коллонтай сказал, что, согласно поступившим сообщениям, Финляндия готова заключить мир. 20 ноября госпожа Коллонтай просила его сообщить финскому правительству, что оно может послать представителя в Москву. Приглашение обсуждалось в кабинете министров, и шведские источники дали нам понять, что Швеция будет готова помочь нам продовольствием, если попытки установить контакты с целью заключения мира приведут к прекращению импорта из Германии. В ответе правительства на приглашение России говорилось, что мы хотим вести переговоры о мире, но не можем уступить города и территории, жизненно важные для нашего существования. Далее правительство запросило информацию об отношении советского правительства к другим вопросам, связанным с мирным урегулированием, пояснив одновременно, что не станет затруднять ход переговоров. Получив ответ, госпожа Коллонтай заметила, что, по ее мнению, за отправную точку следует взять границы 1940 года.

В эти дни министр иностранных дел Германии фон Риббентроп вновь поднял вопрос о признании правительства Муссолини. Мало того, в начале декабря Вильгельмштрассе вручила финскому министру меморандум, в котором критиковалась политика финского правительства из-за слухов о его желании заключить сепаратный мир. Меморандум заканчивался требованием подписать договор, по которому Финляндия обязывалась не заключать сепаратного мира.

По мере ослабления позиций Германии и увеличения опасности русского наступления требовалось усилить наши укрепления и создать новые оборонительные линии. 18 ноября я принял решение о строительстве на Карельском перешейке так называемой линии ВКТ (Выборг—Купарсаари— Тайпале) и линии У (Ууксу), проходящей от Питкяранты до озера Лаймоланярви, восточнее Сортавалы. Подготовительную рекогносцировку выполнили быстро, и уже через несколько недель проекты новых линий были утверждены, после чего войска без промедления приступили к сооружению укреплений. Был также составлен план эвакуации долины реки Вуоксы.

События прошлого года не обнадеживали, а предзнаменования нового, 1944 года были еще мрачнее. В январе русские начали наступление южнее Ленинграда, принесшее почти мгновенный захват территорий. Вскоре они вошли в контакт с войсками у Ораниенбаума, и 3 февраля наступающие достигли места впадения Нарвы в Финский залив, а на следующий день – Чудского озера.

В связи с продвижением русских возросла опасность наступления на Карельском перешейке, где фронту требовались подкрепления. Поэтому в начале февраля танковой дивизии приказали из Петрозаводска идти на перешеек, где в ожидании дальнейших распоряжений она должна была усилить занятые на строительстве укреплений Выборга войска. Благодаря своей мобильности дивизия достигала передовой линии обороны за несколько часов.

После того как оборону участка Ухтуа согласился взять на себя генерал Дитль, 3-ю дивизию тоже удалось перебросить на Карельский перешеек, где в феврале войска разделили на два армейских корпуса под моим непосредственным командованием. Это был 4-й армейский корпус генерал-лейтенанта Лаатикайнена в западной и 3-й армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Сииласвуо в восточной части перешейка. Все имеющиеся силы на Карельском перешейке были брошены на работу на передовые укрепления – линию ВТ и линию В КТ.

В конце января я по просьбе президента поехал в Хельсинки. 30 января временный поверенный в делах США представил ноту, в которой нас просили сделать первый шаг к взаимопониманию с Москвой. Президент попросил меня кратко изложить мнение об общей ситуации. Германия, сказал я, по всей вероятности, уже проиграла войну, и, если противник сосредоточит достаточные силы, чтобы прорвать наш фронт, он сможет это сделать. Президент сказал, что согласен с моей оценкой, а говоря о ситуации, в которой мы могли бы оказаться, если бы контакты, направленные на заключение мира, привели к разрыву, возможно, даже к вооруженному конфликту с Германией, он задал мне такой вопрос: «Верите ли вы, что офицерский корпус при любых обстоятельствах будет подчиняться приказам и сражаться, невзирая на принадлежность противника?» На это я ответил, что убежден в этом.

После долгих и основательных обсуждений правительство отправило министра Паасикиви в Стокгольм для выяснения у госпожи Коллонтай намерений советского правительства. 23 февраля он вернулся, а через три дня я явился на совет с президентом, где обсуждались выдвинутые советским послом предварительные условия. Нелегко было принять требование о границе Московского мирного договора как отправной точке для переговоров, но на этот раз самым серьезным препятствием на пути к взаимопониманию были отнюдь не территориальные требования. Самым трудным и даже невозможным считалось требование интернировать немецкие войска на севере. Задача казалась невыполнимой, учитывая, какими ресурсами до сих пор располагали немцы в Северной Финляндии и в бывших странах Прибалтики.

В тот же вечер министр Паасикиви и министр Рамзай были приглашены в штабной поезд, но еще до конца дня столица подверглась воздушному налету, не позволившему моим гостям приехать. Налет на Хельсинки, самый тяжелый на тот момент, был третьим крупномасштабным в феврале. Судя по всему, русская авиация явно стремилась сломить нашу волю к сопротивлению и склонить к принятию требований советского правительства.

После обсуждения условий мирного договора в парламенте, единогласно поддержавшем правительство, через Стокгольм был направлен отрицательный ответ. Тем не менее министр иностранных дел Швеции Гюнтер предложил формулировку ответа изменить, а премьер-министр Линкомиес одновременно сообщил мне, что король Швеции обратился с посланием к правительству, а через него и ко мне, с выражением надежды на начало переговоров с советским правительством.

Прежде чем мы успели занять определенную позицию в отношении требований России, из Стокгольма нам сообщили, что их следует рассматривать как минимальные условия, которые финское правительство должно принять до 18 марта. Ссылаясь на американскую ноту от 30 января, американский поверенный в делах Макклинток 13 марта повторил просьбу своего правительства. В тот же день государственный секретарь США Корделл Халл