Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

Согласно парламентской практике, правительство Рангелла подало в отставку. Первой мерой президента стала замена правительства новым, что обычно рассматривалось как повышающее шансы страны на выход из войны. 5 марта к власти пришло новое правительство под руководством профессора Линкомиеса. Министром иностранных дел был доктор Рамсай, а генерал Вальден остался министром обороны. Эти назначения меня очень обрадовали, поскольку я считал дальнейшее сотрудничество генерала Вальдена важным для страны, а выбор доктора Рамсая – удачным из-за его прекрасных отношений с англосаксами.

Вскоре вопрос о выходе Финляндии из войны вступил в острую фазу. 20 марта временный поверенный в делах США Макклинток представил меморандум, в котором Государственный департамент предложил помочь нам в наших усилиях по выходу из войны. Я понял, что это предложение серьезно рассматривалось в Хельсинки, но забеспокоился и даже встревожился, когда узнал, что министру иностранных дел поручено отправиться в Берлин, где в связи с американским предложением он должен был попытаться добиться согласия немцев мирно эвакуироваться из Финляндии в надежде, что это облегчит наши попытки добиться мира. Знающие рыцарскую натуру министра Рамзая поймут, что ему казалось, что тех же качеств он может ожидать от своего немецкого коллеги фон Риббентропа. Как бы ни интерпретировали подобный образ действий, едва ли возможны сомнения, что германская разведка в любом случае вскоре узнала бы о наших попытках добиться мира.

Это не мое дело, но я не скрывал от министра Рамзая, что считаю визит на Вильгельмштрассе нецелесообразным, и сказал, что, по моему мнению, он не принесет никакой пользы. Наоборот, следовало опасаться, что этот визит сделает невозможными любые попытки достичь цели с американской помощью.

Министр иностранных дел отбыл в Берлин, где реакция оказалась как раз мной и ожидаемая. Министр иностранных дел Германии не только потребовал, чтобы Финляндия отвергла американское предложение, но и чтобы мы взяли на себя обязательство не заключать перемирие и не заключать мир с Советским Союзом без согласия Германии. Он также дал понять, что последнее требование исходило от самого Гитлера и должно быть принято безотлагательно.

На следующий день временному поверенному в делах Соединенных Штатов был представлен ответ на американский меморандум, в котором говорилось, что в сложившихся обстоятельствах Финляндия, к сожалению, не может воспользоваться предложением.

Однако для немцев этого было недостаточно, они настаивали на подписании обязательства. Я не преминул предостеречь правительство от согласия на требования Германии. Лично я был убежден, что Гитлер тут ни при чем и обязательство, скорее всего, продиктовано личными амбициями министра иностранных дел Германии.

Во время этих переговоров Гитлера в его ставке поочередно посетили главы государств Венгрии, Румынии, Болгарии и Словакии. Немецкий посол в Хельсинки призвал президента Рюти сделать то же самое и во время визита сообщить о контактах с правительством Соединенных Штатов.

Президент Рюти отказался. Это переполнило чашу терпения и привело к тому, что посол фон Блюхер демонстративно покинул Финляндию.

Мое здоровье в последний год оставляло желать лучшего, а весной 1943 года оно ухудшилось, когда я второй раз за год заболел двусторонней пневмонией. Несмотря на оптимальное лечение, мое состояние, похоже, не улучшилось, и, поскольку мне казалось, что приближаются времена, которые потребуют большого напряжения всех моих сил, мне пришлось уступить настоянию моего врача Лаури Калая, посоветовавшего мне пожить в более мягком климате.

17 апреля я вылетел в Швейцарию. Во время короткой остановки на аэродроме Рансдорф под Берлином меня встретил наш посол профессор Кивимяки, которому я высказал свое отношение к требованиям Германии, а также сомнение, что их инициатором является Гитлер. Как тогда объяснить, что немцы готовы ждать ответа Финляндии неделями? Министр Кивимяки, однако, со мной не согласился и, похоже, не сомневался, что в случае нашего сопротивления можно ожидать резких контрмер. Что до способности Германии избежать поражения, он разделял мои реалистические взгляды.

Во время моего пребывания в Швейцарии я, естественно, не исполнял обязанности главнокомандующего и не занимался собственно политическими вопросами, однако, когда я приехал, до меня из дома дошли тревожные новости. 22 апреля американская миссия сообщила, что большая часть ее сотрудников собирается покинуть Финляндию, что указывало на неизбежность разрыва дипломатических отношений.

Для меня главным было быстро восстановить силы, чтобы перерыв в исполнении обязанностей был как можно короче. Затем, как и впоследствии во время более продолжительного визита, я воспользовался благоприятным климатом Швейцарии и отличным медицинским обслуживанием. Я всегда чувствовал себя как дома в дружеской атмосфере мира и гармонии, столь характерной для этой маленькой страны в центре Европы. Швейцарцы, говорящие на четырех языках и исповедующие две религии, могут служить нашему разделенному континенту примером совместной защиты, создающей стабильные и счастливые условия ценностей, усердной работы по повышению общего и индивидуального уровня жизни, твердой линии во внешней и внутренней политике, а также эффективной защиты независимости и мира своей страны. В Швейцарии сочувствие и понимание дела Финляндии были общими для всех классов и часто находили спонтанное выражение, согревавшее мое сердце.

После трехнедельного лечения в прекрасном Лугано вечером 9 мая я вернулся домой. На аэродроме меня встретил генерал Вальден, сообщивший, что накануне правительство решило согласиться на требование фон Риббентропа, и главным образом из-за критической продовольственной ситуации.

Эта новость меня удивила и огорчила. Почему правительство, несколько недель проявлявшее твердость, сочло целесообразным согласиться на требования Германии? Еще со времени визита министра Рамзая в Берлин я категорически предостерегал от подобного шага. Во время пребывания в Швейцарии у меня была возможность ознакомиться с мнениями нейтральных стран относительно шансов Германии на победу в войне, и я все больше и больше убеждался, что государство, связавшее свою судьбу с Германией определенным договором, столкнется с угрожающим будущим. Поэтому я считал своим долгом сделать все возможное, чтобы убедить правительство пересмотреть решение. На следующий день по возвращении я пригласил премьер-министра Линкомиеса на ужин в штабном поезде, где также присутствовали министр обороны и начальник Генерального штаба. Прямо и категорично я заявил, что правительство собирается сделать роковой для страны шаг, и настаивал на необходимости изменить решение даже в последний момент. Я также посетил президента республики, чтобы изложить ему свою точку зрения. Перед моим отъездом в Ставку правительство отозвало свое решение.

Отношение Германии в последующие недели вряд ли можно было назвать сердечным, но и ожидаемого многими кризиса не произошло. В начале июня прекратился импорт продовольствия, и вместе с тем нам сообщили, что мы не можем рассчитывать на более чем половину от ранее поставляемого объема бензина и горюче-смазочных материалов. Но этим репрессии и ограничились. Крупное поражение