Время скитальцев - Мария Чернышова

Но проверять не пришлось.

Натужно заскрипел засов. Дверь отворилась, и на крыльцо вышел Родриго Вилремон с окровавленным топором в руке. Он, шатаясь, спустился вниз, скользя по рыжим пятнам, зажмурился и, вслепую повернувшись в сторону Эрме, хрипло проговорил:

— Дерьмово дела, монерленги. Девки нет. Утекла, гулена.

Небо становилось выше, как всегда по вечерам. Солнце ушло за холмы, но еще не село.

Эрме с Ройтером в который раз шли деревенской улицей, всматриваясь в тени между домами. Эрме уже едва переставляла ноги. Усталость и жара изматывали, притупив чувство опасности. Было одно лишь желание — сесть в тени и задремать.

Вилремон, еще более грязный и оборванный, чем прежде, с топором, с которого он даже не потрудился стереть кровь, на плече, тащился следом за ними. Получать расчет оборванец не спешил, заявив, что «дело-то доделать надобно».

Дело и впрямь не доделали.

Девка, как выразился оборванец, — дочь садовника, девица на выданье, на свое горе помогавшая матери прибирать дом, сгинула, как сквозь землю провалилась. Вилремон клялся, что видел, как «девка ноги сделала», но куда именно она подевалась, не углядел — слишком был занят дракой. Дом прочесали дважды и на второй раз все ж таки обнаружили не учтенную лазейку — узенький проход, ведущий из винного погреба в старую, полуразвалившуюся беседку над заводью.

Легионеры, что через полчаса после окончания боя галопом влетели в липовую аллею, тут же окружили деревню. Крамер заставил селян присоединиться к караулу, но толку было мало. Никто не пытался пройти сквозь оцепление. Вопрос — успела ли девчонка вырваться из деревни или еще обретается где-то здесь, повис в воздухе, сначала, знойном, затем вечернем.

Одного из крестьян на муле послали на Виа Гриджиа — предупредить сторожевые посты.

Эбберг, взобравшись на чердак сельского святилища — самую высокую точку деревни, в зрительную трубу осматривал окрестности, но тщетно: дороги и тропы были пусты, и ни в поле, ни в рощице не было видно человеческой фигуры.

— Прячется где-то, — сказал Вилремон. — Ночью пойдет. Одно радует: к ночи окончательно обозначится. Тут уж не ошибутся.

Эрме кивнула. Разум при заражении всегда страдал первым, но через час-другой и тело начнет разрушаться, а уж к ночи процесс разовьется вовсю.

Опознать станет легко. Обезвредить — сложнее.

…Когда Вилремон отчитал (точнее отрычал) Большой речитатив, и появились легионеры основного отряда, Эрме в сопровождении Крамера и Ройтера все же рискнула зайти в дом. И тут же пожалела о своем решении.

Она никогда не любила вида крови. А с того осеннего дня восемь лет назад и вовсе с трудом выносила вид ран и трупов и перестала ездить на публичные лекции Верратиса, где он обучал анатомии, делая вскрытия.

Ее уделом остались травы, смеси и аптекарские весы и ступки. Третья, низшая, ступень лекарского искусства. Большего она и не желала.

А в доме было слишком много крови. И когда, пройдя по разгромленному вдрызг, с разбитой и поваленной мебелью первом этажу мимо хозяйского тела, которое Крамер наскоро прикрыл покрывалом, она дошла до кухни и едва не наступила на отрубленные пальцы, то ей стало как-то душновато, А чуть позже — при виде искромсанного трупа — поплохело по-настоящему.

Впрочем, не ей одной. Мэтр Фабио Лысый, увидев, то, что осталось от пошедшего, позеленел, зажал рот ладонями и бросился прочь из дома. После этого крестьяне к Вилремону не приближались вообще. Легионеры, особенно побывавшие в доме, смотрели на бродягу со смесью уважения и опаски, как на человека, от которого можно ждать чего угодно.

— У мясника, что ли, учился, — пробормотал Ройтер.

— Да уж, не у этого вашего Руджери, — осклабился Вилремон. — Это, братец, не из арбалета стрелять. Не каждый сдюжит.

Что ты знаешь о Руджери, оборванец, с внезапной злостью подумала Эрме.

Внезапно вспомнилось: маэстро стоит у отворенной двери, а позади него из кабинета по светлым плитам пола через всю приемную цепочкой тянутся кровавые следы. Эрме коротко вскрикивает, но маэстро быстро подносит пальцы к ее губам.

«Мальчик не проснулся, монерленги. Я проверил. Не разбудите…»

Эрме стряхнула непрошеные воспоминания. Внезапно захотелось, чтобы маэстро был здесь. Он бы, конечно, раздраженно кривил тонкие губы, смотрел исподлобья, язвил и действовал всем на нервы, но обязательно бы нашел выход.

Никого здесь нет, кроме тебя, со злостью подумала она. Тебя, лекаря-недоучки, получившей знак лишь потому, что травники — единственные в Школе не сдают практическое анатомирование. Воспользовалась лазейкой и радуешься…

Сколько можно прятаться за кого-то?

Они дошли до крайнего дома. Дальше был огород — Эрме видела гряды с тощей морковной ботвой, репой и плетьми бобов. В стороне, ближе к ограде виднелось дощатое длинное строение.

— Там смотрели? — спросила она Ройтера. — Что это вообще?

— А как же, — доложил тот. — Свинарник. Ребята пошарили.

Он замялся.

— Монерленги, можно я отлучусь на чуть-чуть. Очень надо. Прямо очень.

— Иди, — кивнула Эрме. Жизненная вещь, как говаривал дядя Сандро.

— Ты, — Стефан ткнул пальцем в Вилремона. — Смотри мне здесь… без дури.

— Иди уже, — хохотнул тот. — А то не удержишь…

Эрме сделала вид, что не слышит. Ройтер метнулся за угол.

Со стороны свинарника вроде бы слышались голоса. Неужели крестьяне сбежали из оцепления и прячутся в свином загоне?

— Пойдем посмотрим, — сказала она Вилремону. — Разгоним дезертиров.

— Зачем? — поморщился он. — Разве что порося какого зашибить ненароком. Поросенок да на вертеле — милое дело…

— Плети не пробовал? — спросила Эрме. — Мародерить в одиночку будешь.

— Вам легко говорить. Сытый голодного не разумеет…

Невыносимый тип, подумала Эрме. Но пока нужный.

Перед свинарником стояла лужа полужидкого навоза.

— Обождите, — сказал Вилремон. — Плащ я вам под ноги кидать не стану, за неимением. Да и был бы, не стал бы. А вот доску, завсегда легко…

Он отодрал от забора доску и перебросил через грязь. Прошел первым и, дернув дверь, распахнул перед Эрме, словно учтивый кавалер.

— Как говорится, добро пожаловать…

Я его сейчас прибью, решила Эрме. Она шагнула вперед и прищурилась, глядя в полумрак.

И вздрогнула, наткнувшись на чей-то пристальный взгляд.

— Лотаро? Ты что здесь делаешь?

Парень заморгал и чуть отодвинулся. Эрме поморщилась: внутри стоял спертый тяжелый запах скученных животных, вынужденных пребывать в собственных фекалиях. Жара усиливала смрад.

Но все равно лучше, чем в