Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

фобия волка быстро исчезает, место боязливого отвержения сексуальности занимает высшая форма ее подавления. Набожность становится господствующей силой в жизни ребенка. Но все эти преодоления совершаются не без борьбы, признаком которой являются богохульные мысли, а их следствием становится закрепившееся навязчивое преувеличение религиозного церемониала.

Если не брать в расчет этих патологических феноменов, то мы можем сказать, что в данном случае религия добилась всего, для чего она вводится в воспитание индивида. Она обуздала его сексуальные стремления, обеспечив им сублимацию и прочную фиксацию, обесценила его семейные отношения и этим предотвратила грозившую ему изоляцию, открыв ему место присоединения к великой общности людей. Дикий, запуганный ребенок стал социальным, благонравным и воспитуемым.

Главной движущей силой религиозного влияния было отождествление с фигурой Христа, которое ему особо напрашивалось благодаря случайности даты его рождения. Здесь чрезмерная любовь к отцу, сделавшая необходимым вытеснение, нашла наконец выход в идеальной сублимации. В качестве Христа можно было любить отца, называвшегося теперь Богом, с такой страстью, которая тщетно искала разрядки у земного отца. Способы, которыми можно было проявить эту любовь, были указаны религией; к ним не пристало также сознание вины, которое нельзя было отделить от индивидуальных любовных стремлений. Если, таким образом, самое глубокое сексуальное течение, уже подавленное в качестве бессознательной гомосексуальности, еще можно было дренировать, то поверхностное мазохистское стремление без особого отказа нашло себе несравненную сублимацию в истории страданий Христа, который позволил себя истязать и принести в жертву по поручению и в честь Божественного Отца. Так религия сделала свое дело у сбившегося с пути ребенка благодаря смеси удовлетворения, сублимации, отвлечения от чувственного на чисто духовные процессы и открытию социальных отношений, которые она предоставляет верующему.

Его первоначальное сопротивление религии имело три разных исходных пункта. Во-первых, это вообще был его способ, примеры чего мы уже видели, защищаться от всяких новшеств. Он отстаивал любую однажды занятую либидинозную позицию из страха потери при отказе от нее и из неверия в возможность найти полную замену с помощью новой. Это является важной и фундаментальной психологической особенностью, которую я описал в «Трех очерках по теории сексуальности» как способность к фиксации. Под названием психической «инертности» Юнг хотел сделать ее главной причиной всех неудач невротиков. Я думаю, неправомерно; она простирается гораздо дальше и играет свою важную роль не только в жизни нервных людей. Легкая подвижность или тугоплавкость либидинозных, а также иных энергетических катексисов является особым свойством, присущим многим нормальным и отнюдь не всем нервным людям, и до сих пор ее не удалось связать с чем-то другим; она, как простое число, далее неделима. Мы знаем только одно: свойство подвижности психических катексисов с возрастом заметно снижается. Оно дало нам одно из показаний для установления границ психоаналитического воздействия. Но есть люди, у которых эта психическая пластичность сохраняется гораздо дольше обычного предельного возраста, и есть другие люди, у которых она исчезает очень рано. Если это невротики, то с огорчением обнаруживаешь, что при внешне равных условиях у них нельзя устранить изменений, с которыми у других удалось легко справиться. Поэтому также и при превращении психических процессов можно принять в расчет понятие энтропии, большая степень которой препятствует обратному развитию того, что произошло.

Вторым поводом для придирок стал для него тот факт, что и само религиозное учение не имеет в своей основе однозначного отношения к Богу-Отцу, а пронизано признаками амбивалентной установки, царившей при его возникновении. Эту амбивалентность он ощутил благодаря тому, что она сама у него была очень развита, и с нею связалась та остроумная критика, которая показалась нам такой удивительной у ребенка пятилетнего возраста. Но самым важным, несомненно, был третий момент, воздействием которого мы можем объяснить патологические результаты его борьбы с религией. Течение, теснящее к мужчине, которое должно было быть сублимировано религией, уже не было свободным, а частично было обособлено вытеснением, поэтому оказалось недоступным для сублимации и связанным со своей первоначальной сексуальной целью. В силу этой взаимосвязи вытесненная часть стремилась проложить себе путь к сублимированной части или привлечь ее к себе. Первые раздумья, опутывавшие персону Христа, уже содержали вопрос, может ли этот возвышенный Сын осуществить также и закрепившееся в бессознательном сексуальное отношение к отцу. Отказ от этого стремления не имел никакого другого результата, кроме возникновения внешне богохульных навязчивых мыслей, в которых физическая нежность к Богу проявилась в форме Его унижения. Ожесточенная защитная борьба с этими компромиссными образованиями должна была затем привести к навязчивому преувеличению всех видов деятельности, в которых находила свой предначертанный выход набожность, чистая любовь к Богу. В конце концов победила религия, но ее основа, коренящаяся во влечениях, оказалась несравненно прочнее, чем продукты ее сублимации. Как только жизнь принесла ему новую замену отца, влияние которого направилось против религии, он от нее отказался и заменил другим. Вспомним еще интересное осложнение, что набожность возникла под влиянием женщин (матери и няни), тогда как мужское влияние содействовало освобождению от нее.

Возникновение невроза навязчивости на почве анально-садистской сексуальной организации в целом подтверждает то, что в другом месте я говорил «о предрасположении к неврозу навязчивости». Но предшествовавшая тяжелая истерия делает наш случай в этом отношении менее ясным. Я хочу закончить обзор сексуального развития нашего больного, мимоходом осветив его дальнейшие изменения. В годы пубертата у него проявилось очень чувственное, мужское течение, которое следует назвать нормальным, с сексуальной целью генитальной организации, судьбы которого заполняют период до его более позднего заболевания. Оно непосредственно связано со сценой с Грушей, заимствовало у нее навязчивый, приступообразно возникающий и исчезающий характер влюбленности и должно было бороться с торможениями, происходившими из остатков инфантильных неврозов. Вместе с насильственным прорывом к женщине он в конце концов приобрел полную мужественность; отныне он стал придерживаться этого сексуального объекта, но радости от обладания не испытывал, ибо сильная, теперь уже полностью бессознательная склонность к мужчине, сосредоточившая в себе все силы более ранних фаз, снова и снова отвлекала его от женщины и в интервалах заставляла преувеличивать зависимость от женщины. Приступая к лечению, он пожаловался, что не может «отцепиться» от женщины, и вся работа была направлена на то, чтобы раскрыть ему бессознательное отношение к мужчине. Его детство, если свести это к формуле, характеризовалось колебанием между активностью и пассивностью, его пубертат – борьбой за мужественность, а период его заболевания – борьбой за объект мужского стремления. Повод к его заболеванию не подпадает ни под один «тип невротического заболевания», которые мне удалось объединить как частные случаи «отказа»[232], и таким образом обращает внимание на пробел