Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

различной манере. Анализ табу выглядит гораздо более достоверной и завершенной попыткой решить его проблему. Исследование тотемизма довольствуется объяснением: вот все, что психоаналитический подход способен предложить в настоящее время для прояснения проблемы тотема. Это различие связано с тем, что табу, собственно говоря, еще живет среди нас, пусть отрицательно понимаемое и направленное на другие объекты; по своей психической природе оно все же является не чем иным, как кантовским «категорическим императивом», который намерен действовать принудительно и отвергает любую осознанную мотивировку. Тотемизм, напротив, чужд нашему современному разумению: реально – это давно исчезнувший и замененный новыми формами религиозно-социальный институт, оставивший только незначительные следы в религии, нравах, в образе жизни современных цивилизованных народов и вынужденный претерпеть гигантские изменения даже у народов, еще и сегодня придерживающихся его. Социальный и технический прогресс в истории человечества сумел нанести гораздо меньший урон табу, чем тотему. В этой книге предпринята попытка разгадать изначальный смысл тотемизма по его инфантильным следам, по зачаткам, с помощью которых он снова проявляется в становлении наших собственных детей. Тесная связь между тотемизмом и табу указывает дальнейшие пути развития выдвинутой здесь гипотезы, и если ее, в конце концов, не удалось подтвердить, то это еще не возражение против того, что она все же смогла в большей или меньшей степени приблизиться к трудно реконструируемой реальности.

Рим. Сентябрь 1913

I. Боязнь инцеста

Доисторического человека на всех стадиях развития мы знаем по материальным памятникам и орудиям, оставшимся после него, по сведениям о его искусстве, религии и жизненных принципах, дошедшим до нас непосредственно или благодаря традиции в сказаниях, мифах и сказках, по пережиткам его образа мыслей в наших собственных нравах и обычаях. Но, кроме того, в известном смысле он – все еще наш современник; еще живы люди, о которых мы думаем, что они очень близки, гораздо ближе нас, первобытным народам, и в которых мы поэтому видим прямых потомков и представителей древних людей. Подобным же образом мы судим о так называемых диких и полудиких народах, духовная жизнь которых приобретает для нас особый интерес, когда в ней мы можем признать хорошо сохранившуюся предварительную ступень нашего собственного развития.

Если эта предпосылка верна, то сравнение должно обнаружить большое сходство «психологии естественных народов», как о ней сообщает народоведение, с психологией невротиков в том виде, в каком она стала известна благодаря психоанализу, и оно позволит нам увидеть в новом свете уже известное и в той и в другой области.

По внешним, да и по внутренним основаниям я выбираю для этого сравнения те племена, которые описывались этнографами в качестве самых отсталых и жалких дикарей, аборигенов самого молодого континента – Австралии, сохранившего для нас даже в своей фауне очень много архаического, исчезнувшего в других местах.

Аборигенов Австралии рассматривают как особую расу, у которой нельзя обнаружить ни физического, ни языкового родства с их ближайшими соседями – меланезийскими, полинезийскими и малайскими народами. Они не строят домов, прочных хижин, не обрабатывают землю, не разводят домашних животных, кроме собак, не знают даже гончарного ремесла. Питаются исключительно мясом всевозможных животных, которых убивают, и кореньями, которые выкапывают. Им также неизвестны короли и вожди, собрания взрослых мужчин решают общеплеменные вопросы. Весьма сомнительно, можно ли допустить у них следы религии в форме почитания высших существ. Племена в глубине континента, вынужденные из-за недостатка воды бороться с самыми жестокими условиями жизни, по-видимому, во всех отношениях более примитивны, чем племена, живущие вблизи побережья.

Мы, разумеется, не ожидаем от этих жалких, нагих каннибалов, что они окажутся в половой жизни нравственными в нашем смысле, значительно ограничивающими свои сексуальные влечения. И тем не менее мы узнаем, что они поставили себе цель исключительно добросовестно и с удивительной строгостью избегать инцестуозных половых отношений. Более того, их социальная организация в целом, видимо, служит этой цели или связана с достижением ее.

На месте недостающих религиозных и социальных институтов у австралийцев находится система тотемизма. Их племена распадаются на маленькие роды, или кланы, каждый из которых носит имя своего тотема. Что же такое тотем? Как правило, это животное, съедобное, безвредное или опасное, внушающее страх, реже растение или сила природы (дождь, вода), находящиеся в особых отношениях с родом в целом. Тотем – это в первую очередь родоначальник клана, а кроме того, дух-хранитель и помощник, посылающий ему предсказания; даже становясь иногда опасным, он знает и не трогает своих детей. Взамен коллеги по тотему обязаны следовать священной, автоматически влекущей наказание обязанности не убивать (не уничтожать) свой тотем и воздерживаться от употребления его мяса (или от другого доставляемого им обычно удовольствия). Свойство тотема связано не с отдельным животным или особью, а со всеми представителями вида. Время от времени устраиваются праздники, во время которых сотоварищи по тотему в церемониальных танцах изображают или подражают движениям своего тотема.

Тотем наследовался по материнской или отцовской линии; возможно, что первоначально повсюду существовал первый вид наследования и лишь позднее его заменил второй. Принадлежность к тотему лежит в основе всех социальных обязанностей австралийцев, выходя, с одной стороны, за границы племенной принадлежности, а с другой – отодвигая на задний план кровное родство[237].

Тотем не связан ни с участком земли, ни с его положением; коллеги по тотему живут отдельно друг от друга и мирно уживаются с приверженцами других тотемов[238].

А теперь мы должны наконец-то вспомнить о тех особенностях тотемистической системы, из-за которых на нее обращено внимание психоаналитика. Почти всюду, где действует тотем, существует и закон, что членам одного и того же тотема не разрешено вступать друг с другом в половые отношения, а следовательно, и заключать между собой брак. Это и составляет связанную с тотемом экзогамию.

Такой строго соблюдаемый запрет весьма примечателен. Ничто из того, что мы до сих пор узнали о сути или о свойствах тотема, его не предвещало. Стало быть, непонятно, как он оказался включенным в систему тотемизма. Нас поэтому не удивляет, когда некоторые исследователи прямо высказывают предположение, что первоначально – в древнейшие времена и по сути – экзогамия не имела ничего общего с тотемизмом, а некогда была извне, без внутренней связи добавлена к нему после возникновения нужды в брачных ограничениях. Как бы то ни было, соединение тотемизма с экзогамией существует и является очень прочным.

Давайте в ходе последующего обсуждения выясним значение этого запрета.

а) Его нарушение не отдается на откуп наступающему, так сказать, автоматически наказанию виновного, как при других тотемистических запретах (например, убийство тотемного