Тотем и табу. «Я» и «Оно» - Зигмунд Фрейд

животного), а самым энергичным образом наказывается племенем, словно дело идет о защите всего сообщества от угрожающей опасности или от угнетающей его вины. Несколько строк из книги Фрэзера могут показать, насколько серьезно относятся к подобным преступлениям эти, по нашим меркам довольно безнравственные в других отношениях, дикари.

«In Australia the regular penalty for sexual intercourse with a person of a forbidden clan is death. It matters not whether the woman be of the same local group or has been captured in war from onother tribe; a man of the wrong clan who uses her as his wife is haunted down and killed by his clansmen, and so is the woman; though in some cases, if they succeed in eluding capture for a certain time, the offence may be condoned. In the Ta-Ta-thi tribe, New South Wales, in the rare cases which occur, the man is killed but the woman is only beaten or speared, or both, till she is nearly dead; the reason given for not actually killing her being that she was probably coerced. Even in casual amours the clan prohibitions are strictly observed, any violations of these prohibitions are regarded with the utmost abhorrence and are punished by death» (Howitt)[239].

б) Поскольку такое же жестокое наказание полагается и за мимолетные любовные связи, не приведшие к деторождению, то маловероятны другие, например практические, мотивы запрета.

в) Так как тотем наследуется и не меняется после брака, то легко предвидеть последствия запрета, скажем, при наследовании по линии матери. Если муж принадлежит, например, к клану с тотемом кенгуру и женится на женщине с тотемом эму, то все дети, мальчики и девочки, – эму. То есть сыну от этого брака воспрещена из-за тотемистического правила кровосмесительная связь с матерью и с сестрами, которые, как и он, эму[240].

г) Достаточно, однако, только одного напоминания, чтобы понять: связанная с тотемом экзогамия стремится к большему, а стало быть, и добивается большего, чем предупреждение инцеста с матерью и сестрами. Она исключает половые сношения мужчины со всеми женщинами его собственного клана, то есть с целым рядом женщин, не связанных с ним кровным родством, так как рассматривает всех их в качестве кровных родственников. Поначалу психологическое оправдание этого очень крупного ограничения, далеко превосходящего все, что можно приравнять к нему у цивилизованных народов, совершенно непонятно. Кажется ясным только то, что роль тотема (животного) в качестве прародителя воспринимается при этом очень серьезно. Все происходящие от одного тотема связаны кровными узами, составляют одну семью, и в ней абсолютным препятствием к сексуальному союзу признаются даже самые отдаленные степени родства.

Тем самым эти дикари проявляют неожиданно высокую степень боязни инцеста или восприимчивости к нему, которые связаны с не вполне понятной нам странностью, что они заменяют реальное кровное родство тотемным. Все же нам не следует слишком преувеличивать это противоречие, напомним только, что запреты тотема включают реальный инцест в качестве частного случая.

Остается загадкой, каким образом произошла замена настоящей семьи тотемистическим кланом, и ее разгадка совпадает, видимо, с объяснением сути самого тотема. Конечно, при этом следовало бы подумать о том, что при известной свободе полового общения за пределами брака кровное родство, а вместе с ним и предотвращение инцеста становятся настолько сомнительны, что нельзя обойтись без какого-то обоснования его запрета. Поэтому нелишним будет заметить, что обычаи австралийцев допускают социальные ситуации и торжества, во время которых отменяется исключительное супружеское право одного мужчины на одну женщину.

Лексика этих австралийских племен[241] отличается одной особенностью, несомненно связанной с интересующим нас вопросом. А именно название степеней родства, которыми они пользуются, имеют в виду не отношения между двумя индивидами, а отношения между одним индивидом и одной группой. Они принадлежат, по выражению Л. Г. Моргана, к сортирующей системе. Это будет означать, что мужчина называет отцом не только своего родителя, но и любого другого мужчину, который, согласно установлениям племени, мог бы жениться на его матери и стать таким образом его отцом; он называет матерью, наряду со своей родительницей, любую другую женщину, которая, не нарушая законов племени, могла бы стать его матерью; он называет братьями, сестрами не только детей своих настоящих родителей, но и детей всех названных лиц, находящихся по отношению к нему в группе родителей и т. д. Стало быть, родственные наименования, которые дают друг другу австралийцы, не обязательно указывают на их кровное родство, как это должно было бы быть в соответствии с нашим словоупотреблением; они характеризуют скорее социальные, нежели физические отношения. Близость к этой сортирующей системе обнаруживается у нас, скажем, в детской, когда ребенка подвигают приветствовать каждого приятеля и приятельницу родителей как «дядю» или «тетю», или же в переносном смысле, когда мы говорим о «братьях в Аполлоне», о «сестрах во Христе».

Легко объяснить этот весьма странный для нас оборот речи, если воспринимать его как остаток и признак того брачного института, который Л. Файсон назвал групповым браком, сущность которого состоит в том, что известное число мужчин осуществляет супружеские права над известным количеством женщин. Дети от подобного группового брака имели бы в таком случае право считать друг друга братьями и сестрами, хотя не все они были рождены одной матерью, а всех мужчин группы – своими отцами.

Хотя некоторые авторы, как, например, Б. Вестермарк в своей «Истории человеческого брака»[242], противятся выводам, которые другие ученые сделали из существования наименований группового родства, все же именно лучшие знатоки австралийских дикарей согласны в том, что сортирующие названия родства следует рассматривать как пережиток времен группового брака. Более того, согласно Спенсеру и Джиллену[243], еще и сегодня можно констатировать существование определенной формы группового брака у племен урабунна и диери. Следовательно, групповой брак у этих народов предшествовал индивидуальному браку и не исчез, пока не оставил четких следов в их языке и обычаях.

Но если мы заменим индивидуальный брак групповым, то нам станет понятнее кажущееся чрезмерным уклонение от инцеста, встречающееся у тех же народов. Тотемистическая экзогамия, запрещение сексуальных сношений между членами одного клана оказываются соразмерным средством для предупреждения группового инцеста, что впоследствии было закреплено и надолго пережило породившее его мотивы.

Таким образом, если мы думаем, что поняли мотивы брачных ограничений австралийских дикарей, то нам еще предстоит узнать: реальные отношения обнаруживают гораздо большую, на первый взгляд сбивающую с толка сложность, ибо в Австралии почти нет племен, у которых отсутствуют другие запреты, кроме тотемных ограничений. Большинство из них организованы