История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Таким образом, Балфур, умело руководя своим отрядом, в полном порядке проделал марш в сто с лишним миль через неприятельскую территорию и, как уже говорилось выше, без сколько-нибудь значительных потерь достиг безопасного места на землях, занятых войсками Парламента.

Как только опасения и страх перед врагом исчезли, поднялся ропот: короля-де убедили предоставить неприятельской пехоте слишком выгодные условия капитуляции, хотя он мог бы заставить ее не просто положить оружие, но сдаться безоговорочно, на милость победителя, и таким образом сделать солдат и офицеров Эссекса военнопленными, что не позволило бы Парламенту так быстро набрать новую армию. Но те, сколько бы их ни было, кто брал на себя смелость сурово осуждать это решение, совершенно не представляли себе тогдашнего состояния и настроения королевской армии, отнюдь не такой сильной, как многим казалось. Каких бы успехов ни добилась она по вступлении своем в Корнуолл в начале августа, когда неприятель совершенно не ожидал появления Его Величества в такой от себя близости, почему отряд королевской кавалерии и сумел застигнуть врасплох и взять в плен в Боконноке многих известных офицеров и даже подполковника из полка самого графа Эссекса — какими бы, повторяю, ни были эти успехи в тогдашних условиях, когда враг был охвачен паникой, обстоятельства сильно изменились к началу сентября, когда подписывались упомянутые статьи, а положившая оружие неприятельская пехота (как это вскоре станет очевидным) была даже многочисленнее, чем королевская пехота в момент оставления армией Его Величества Корнуолла. Оплошность, притом вопиющую, допустила как раз противная сторона — когда ее кавалерия двинулась на прорыв. Если бы враг знал (а он едва ли мог этого не знать), что вся королевская конница, исключая гвардию, находилась тогда у него за спиной, близ Сент-Блейза, то неприятельская пехота вполне могла бы спастись вместе с кавалерией и, пожертвовав единственно лишь своими пушками, незаметно выйти из окружения и выиграть четыре или пять часов времени, ведь при тогдашнем состоянии королевской армии ее необутые и неодетые солдаты, коим пришлось бы двигаться в Девоншире и Сомерсетшире узкими тропинками, по местности, изобилующей живыми изгородями и глубокими канавами, вряд ли сумели бы нанести врагу большой урон. Вдобавок к моменту подписания статей капитуляции король отлично знал, что Миддлтон, несмотря на прежние свои неудачи, вот-вот подойдет к Тивертону, а потому не может быть никаких сомнений, что Его Величество, согласившись на весьма мягкие условия, выказал благоразумия ничуть не меньше, чем милосердия.

После этого блестящего успеха король счел нужным еще раз предложить мир и направил послание обеим Палатам Парламента, в котором изъявлял желание начать на сей счет переговоры, каковое послание было отправлено с трубачом Эссексу после его убытия в Лондон, дабы граф вручил его кому следует — однако Парламент, получив письмо короля, в продолжение трех месяцев так и не удосужился его рассмотреть. Между тем короля убедили завернуть к Плимуту (для чего не требовалось делать большой крюк), ибо все еще имелись основания рассчитывать, что корнуолльские солдаты, как бы сильно ни хотелось им поскорее заняться уборкой урожая, не покинут Его Величество. А если бы король, появившись у стен Плимута, сумел бы им овладеть (что вовсе не считалось невероятным), то он вернулся бы в Оксфорд с великим торжеством, подчинив своей власти весь Запад, ибо после падения Плимута Лайм долго не продержался бы, а король мог бы твердо рассчитывать на значительное пополнение своей армии. С другой стороны, если бы дело оказалось не столь легким и скорым, то король, не задерживаясь под Плимутом, продолжил бы свой марш — что Его Величеству вскоре и пришлось сделать, когда на ультиматум о сдаче города он получил оскорбительный ответ. Дело в том, что комендантом Плимута граф Эссекс оставил лорда Робартса, человека нрава скверного и угрюмого, страшного упрямца, который, лишь потерпев действительное поражение, смог бы поверить, что кто-либо вообще способен взять над ним верх. Убедившись, что договориться с Робартсом невозможно и что овладение городом потребует известного времени, король вернулся к прежнему своему плану и ушел от стен Плимута, поручив его блокаду сэру Ричарду Гренвилу. Человек этот был воспитан как солдат и в свое время подавал большие надежды (не вполне, впрочем, оправдавшиеся); теперь же он самоуверенно пообещал взять Плимут к Рождеству, если все его требования будут удовлетворены. Все выдвинутые им условия были в точности исполнены, однако Гренвил, не потрудившись приблизить свои квартиры к осажденному городу, первым же делом начал войну против супруги, которая, по решению Суда лорд-канцлера, вынесенному за много лет до смуты, владела собственным состоянием. Прибрав к рукам все, что было у нее, он захватил также все поместья лиц, служивших Парламенту, зато против Плимута ничего серьезного не предпринимал. Правда, стоило лишь Гренвилу и Робартсу обменяться посланиями, как между ними вспыхнула смертельная вражда; о любезности или пощаде не было теперь и речи, и попадавших в плен неприятелей каждая из сторон либо предавала мечу на месте, либо, что еще хуже, отправляла на виселицу.

Так как нам еще не раз придется упоминать сэра Ричарда Гренвилла в дальнейшем повествовании, и поскольку многим казалось, что в следующем году с ним обошлись чересчур сурово, то стоило бы, пожалуй, уже сейчас кое-что рассказать об этом человеке, а также о том, каким образом за несколько месяцев до описываемых здесь событий он поступил на службу королю. Гренвилл принадлежал к весьма древнему и славному корнуолльскому роду, который в продолжение столетий дал Англии немало людей мужественных, беззаветно преданных короне и верно ей служивших. По характеру и наклонностям он был совершенно не похож на своего старшего брата, сэра Бевила Гренвилла, достойнейшего человека, павшего смертью храбрых в битве при Лэнсдауне. Будучи младшим братом, он еще в юном возрасте отправился в Нидерланды, чтобы овладеть воинским ремеслом, в коем упражнялся под началом величайшего полководца той эпохи принца Морица, поступив в полк милорда Вера, командовавшего тогда всеми английскими волонтерами в Голландии. Там он приобрел репутацию храброго человека и отличного офицера, а также, после двух лет службы, капитанский чин. Около этого времени, в конце правления короля Якова, вспыхнула война между Англией и Испанией, и Гренвилл, теперь уже майор пехотного полка, участвовал в походе на Кале. Вскоре началась война с Францией; Гренвилл встретил ее в том же звании и на острове Ре сумел снискать особое расположение герцога Бекингема, командовавшего экспедицией, а после злосчастной эвакуации с острова был произведен в полковники — по общему мнению, вполне заслуженно.

С каждым днем герцог относился к нему все лучше, и вот, по