Товарищество на вере. Памяти Инны Натановны Соловьевой - Анатолий Смелянский

и работу эту надо было дописать, как бы она, работа, меня ни выматывала. Я прочла, что написал Л. Додин, – даже если все делить на 16, все равно это поднимает меня в моих собственных глазах.

Толя, какое хорошее у нас с тобой дело, отличная профессия; ее не может испортить даже то, что сегодня в нашей профессиональной среде так унизительно для профессии грызутся. Впрочем, грызутся больше критики; а из этого занятия я вышла по возрасту, а ты по личному решению.

Среди радостей: успех книги Аркадия[12], я даже не расспросила тебя, прочел ли ты ее. Она уже переиздана в США и вчера (насколько мне известно) Аркадий ездил на презентацию – не уловила, в Нью-Йорк или еще куда-то. А в Лондоне ему вручали премию Оруэлла, говорят, весьма почетную, и о том писали газеты. Бедный мой, он слишком замучен, чтобы толком порадоваться. Упрямо хочет вернуться и делает все для возвращения. Как эгоистка, я должна бы его поддерживать в этом желании.

Мне без вас, уехавших, – очень одиноко.

Вот Таня Смолярова[13] собиралась было приехать сюда рожать (носит своего третьего ребеночка), но передумала и родит в Канаде.

Куда же это вас всех разносит, спрошу я и сама отвечу только на вопрос, отчего вас всех разносит отсюда.

Не пропадайте, любимые. Мне без вас всех и без каждого очень, очень тоскливо.

Толечка, дай я тебя обниму.

Твоя И.

Никак не могу найти слова, чтобы написать Додину. Все же надо написать ему.

22.08.2016

Москва

Толечка, дописываю вдогонку. Я нашла то, что ты имел в виду. Это в анкете 1923 года записано Марковым, Чехов, т. 2, с. 66. Там так: его спрашивают: что раньше возникает – психологический, пластический или звучащий образ роли?

– Всегда различно… …Это зависит от того, что в данной роли больше соответствует моей (индивидуальной) творческой идее, моей тенденции (могущей быть для меня и неосознанной). Я говорю не об идее, возбужденной во мне данной ролью, а об идее, заложенной во мне от рождения, об идее, которую я (сознательно или бессознательно) выражаю в течение всей моей активной жизни и в каждой роли.

Да? Это тот текст, который ты подразумеваешь?

Текст замечательный, но ничего не проясняющий. Естественно, сгущающаяся тайна.

Да, вероятно, образ роли (психологический, пластический, звучащий) в возбуждении именно так у этого актера. Но сила воздействия все равно не объясняется.

Нет уж. Оставим тайное тайному. Кнебель честно рассказала, как всех подбивала разгадывать секреты М. А. Ч. Но «дед бил, бил, не разбил, баба била, била, не разбила». Как известно, яичко упало и разбилось. Мои занятия этим М. А. Ч. я сочла за благо остановить, не доводя до сказочной концовки. <…>

Я же признаюсь, что выжать из меня можно только то, что сейчас сделала.

Твоя розыскная собака М.

Из «розыска»: ответы на анкету Павел Александрович записывал за Чеховым как раз в 1923 году, в момент подступов его, Чехова, к Гамлету. Запись Чеховым завизирована.

29 сент. 2016 г.

Москва

Толечка, дорогой! Глупый (поскольку очень запоздавший) вопрос. Что ты думаешь о некоем А. А. (Андрее Александровиче) Кириллове, которому на его защите диссертации «Театр и театральная система Михаила Чехова» ты был в 2008 г. оппонентом?

Я только сейчас прочла его реферат. Это странное соединение дельности, ясности слога и полного пренебрежения к фактам; пренебрежение глубокое и продуманное, и в этом своя убедительность.

В «Вопросах театра» прошли его две статьи об М. А. Ч.

Оппонентами у него были Чепуров[14] и ты. На реферате нет имени научного руководителя – надо думать, такового и не было. Редкий случай. Что за история? Что за персонаж? Очень любопытно! И странное желание послать ему книжку. В знак уважения и с огорчением, что мы не пересеклись.

Интересно, откуда взялся и где обретается.

Работа мысли – при отсутствии интереса к материалу. Да и материала просто нет (если судить по реферату). «Гамлет» датируется 1921 годом, это, вероятно, опечатка, но какое имеет значение год! Да и спектакль значения не имеет.

Словом, если тебе что-то помнится, не расскажешь ли?

Я по тебе скучаю. Очень.

И. С.

29 сент. 2016 г.

Бруклайн

Инночка, дорогая, Андрей этот вполне литературный персонаж. Русак, выпивоха, предельно острый в человеческих отношениях и несгибаемый. Диссертацию не защищал много лет… из гордости. Когда все ничтожества остепенились, он не хотел казаться смешным. В камер-юнкерском мундире. В конце концов его уговорили это сделать. Кажется, А. Чепуров был с ним в молодости на одном курсе в ЛГИТМИКе. М. Чеховым он много и долго занимался, выучил английский, даже перевел совместно с одной восторженной американкой книгу «Путь актера». <…> Потом начался рейдерский захват здания на Исаакиевской, выгнали директрису по имени Татьяна Клявина. Он возмутился, тогда совершенно позорным образом выгнали, выдавили и его. Театроведы собирались, писали письма, я отдельно писал. Ничего не помогло. Он с ними расплевался, ушел в небытие, колол дрова, чего-то еще делал. В итоге сейчас где-то преподает, на грани нищеты был. Иногда я с ним парой слов перекидываюсь, уважая его несгибаемость и содержательность. Ну, в общем, не нашего времени случай, не подхалим, не ничтожество. Если ты ему пошлешь книгу, это будет некоторым событием в его жизни.

А я тебя обнимаю из своего раннего холодного американского утра.

Т.

11.10.2016

Москва

Толечка дорогой мой!

К тебе просьба от всех, чтобы ты нашел заглавие для моей вступительной статьи. Никак не отыщем.

Я продолжаю думать о твоем послесловии к нашему «Гамлету»[15]. О послесловии не только к судьбе МХАТа Второго и Михаила Чехова, но и к судьбе странной работы, которая заняла – как посчитать – лет десять нашей жизни. Жизни сектора, моей, твоей.

Я думаю о том, сколько отдал этой работе ты.

Я уже говорила тебе, что за длинные свои годы я никогда не чувствовала себя в такой мере оберегаемой, опекаемой, спасаемой, любимой, как в эти годы. Так вот вышло. Черт возьми, никто никогда так со мною не носился.

Счастье выпало не только мне, но и предмету и теме работы.

Вышло так, что я свалила на тебя свое ощущение боли и долга. Боль и долг грызли меня с тех пор, как я в девять лет читала в «Правде» все эти статьи с подписями и без подписи, – читала их, живя в доме 3 рядом с домом 1 по улице Огарева, который все знали как «Дом Сверчка».