Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

была заняться этим вопросом. Само собой разумеется, что полагаться на остатки казённых сумм по разным ведомствам нельзя было, и потому постановили создать общий забастовочный фонд в распоряжении ЦК Союза союзов. Решено было обратиться ко всем общественным и частным предприятиям для сбора денег. От ОСМИДа в финансовую комиссию входили Урусов и Коростовец, а после их отъезда — Ф.Ф. Новомейский. Коростовец принял энергичное участие в сборе денег и ходил вместе с членами финансовой комиссии ЦК Союза союзов по фабрикам и заводам, в правления крупных предприятий, делая сборы и произнося речи. Так, например, у Нобеля было собрано сразу 90 тыс. руб.

Тем не менее, несмотря на энергию отдельных лиц, для поддержания саботажного движения в Петрограде требовались большие суммы, которых неоткуда было взять. Так совершенно естественно возник вопрос о необходимости крупной финансовой операции на случай, если саботажное движение затянется, и поскольку при начавшейся национализации фабрик, заводов и всех торгово-промышленных предприятий, а равно и банков на их средства рассчитывать не приходилось, то в финансовой комиссии ЦК Союза союзов обсуждался вопрос о получении для этих целей внешнего займа у союзников, причём, конечно, обратились по этому поводу в наш ОСМИД для ведения соответствующих дипломатических сношений.

Такой вопрос нельзя было выносить на общее заседание ЦК Союза союзов, но миновать обсуждения в нашем комитете ОСМИДа было невозможно, так как это был предмет весьма щекотливый с дипломатической точки зрения. При его рассмотрении в комитете ОСМИДа столкнулись разные точки зрения. В.К. Коростовец, активный противник большевиков и энергичный сборщик денег на саботажное дело, решительно высказался против финансирования саботажного движения из иностранных источников, указав, что тогда невольно утратится чисто русский национальный характер протеста против большевистской узурпации и, так как шила в мешке не утаишь, большевики получат возможность оклеветать антибольшевистское движение в самом его зародыше. Противоположной точки зрения держался Урусов. Он заявил о необходимости решительной борьбы с большевиками до конца не столько для противодействия идее социализма, сколько по мотивам дипломатическим, а именно, вредности для России преждевременного окончания войны. Поскольку соображения лояльности по отношению к союзникам играли в нашем ведомстве решающую роль, то, казалось бы, в ответ на это мы имели право требовать соответствующих жертв и от них, принимая во внимание, что жертвы эти фактически будут ничтожны в сравнении с теми, какие понесут союзники, если большевики останутся у власти. Большинство комитета ОСМИДа выслушало речь Коростовца без энтузиазма и, наоборот, одобрило точку зрения Урусова.

Третье предложение было сделано мной, и заключалось оно в том, что, прежде чем прибегать к финансированию антибольшевистского движения иностранцами, необходимо использовать собственные ресурсы, а именно те кредиты, которые находились в распоряжении наших посольств и миссий за границей. В самом деле, во время войны как царское, так и Временное правительства, дабы не задерживать выплату процентов по заказам, а также и сами военные заказы, перевели крупные суммы в распоряжение наших дипломатических учреждений за границей, главным образом в Париже, Лондоне, Вашингтоне и Токио. Я предлагал дать знать о недостатке у нас средств в наши посольства; получив эти суммы, мы могли бы, не компрометируя русского источника нашего саботажного движения, вести его на русской территории, а эти суммы были настолько значительны, что могли бы надолго обеспечить если не вооружённую борьбу с большевиками, то саботаж в центре. Моё предложение было принято условно, т.е. решено было дать знать о нём в наши посольства и миссии, но окольным путём, так как мы боялись, что союзники могут в противном случае просто конфисковать названные суммы и мы вообще их потеряем.

Несколько раз при разных оказиях нашим посольствам в Париже, Лондоне, Вашингтоне и Токио сообщалось о моём предложении перевести находившиеся в их распоряжении казённые суммы для нужд саботажного антибольшевистского движения, но посольства остались глухи к этому предложению, мотивируя отказ «фактической невозможностью перевода». Тем самым эти посольства приняли на себя тяжёлую ответственность, так как саботажное движение впоследствии распылилось прежде всего из-за отсутствия нужных ресурсов. В Париже и Лондоне посольства находились под столь стеснительным контролем соответствующих дипломатических ведомств, что действительно не могли этого сделать, с трудом отстояв сравнительно небольшую часть казённых сумм; остальные же были фактически под секвестром. Что же касается Вашингтона и Токио, то там эти деньги были немедленно переведены на частное имя наших послов Крупенского и Бахметьева и могли быть без труда использованы для указанной мною цели. Дальше при описании белого движения я изложу подробно эту финансовую сторону антибольшевистской борьбы; на стадии же саботажно-чиновничьего движения 1917–1918 гг. этот финансовый источник вовсе не был использован.

Возвращаясь к вопросу об иностранном финансировании саботажа, надо сказать, что первые два месяца он не стоял на повестке дня, так как мы могли обходиться собственными средствами. Лишь в декабре, после разгона Учредительного собрания, вопрос об обращении к союзникам за финансовой помощью встал в конкретной форме. Поскольку дело требовалось вести в строжайшем секрете, была образована специальная комиссия из двух представителей Министерства финансов — служащих кредитной канцелярии Сувчинского и Дезэна — и трёх представителей нашего министерства — Урусова, Козакова и меня. На Козакова как на старшего из нас были возложены переговоры с союзными посольствами по поводу суммы 10 млн. руб. Эта сумма могла, по нашим расчетам, обеспечить саботажное движение до 1 июля 1918 г., а к этому времени международно-политическая обстановка должна была проясниться.

Следует объяснить, почему мы остановились именно на кандидатуре Козакова. Козаков был одним из наших самых выдающихся дипломатов и почти 10 лет руководил Дальневосточным отделом. При нём в 1912 г. Монголия попала под протекторат России, а в 1911 г. был улажен русско-китайский конфликт, грозивший войной. Козаков был автором русско-японского соглашения 1916 г., которое разделило сферы влияния России и Японии так, что Северный Китай фактически должен был превратиться в вассальное владение России. Это соглашение можно сравнить по значению со знаменитым соглашением Англии и России по персидским делам в 1907 г., которое положило начало тройственному согласию Англии, Франции и России. Козаков фактически пользовался положением товарища министра по дальневосточным делам, так как Нератов, никогда не бывавший на Дальнем Востоке и его не знавший, дал ему полную свободу действий. Козаков ещё при Извольском непосредственно докладывал министру и умел проводить свою точку зрения с редкой для русского дипломата при царском режиме настойчивостью. Комитет ОСМИДа в таком щекотливом случае обратился к его помощи, дабы с дипломатической стороны обставить дело самым тщательным образом.

Дело Козакова

Несмотря на абсолютную тайну всего дела и из рук