Тачанка для зеброида - Камело Пард

А вот это установка не транспортная, но боевая, позволяющая вести огонь с ходу. К сожалению, она состоит на вооружении вермахта и за пулеметом – немецкий стрелок

Современный собачий вьюк. Наконец-то в нем не средство уничтожения, а навигационная система

V. На севере дальнем

…Для нападения выбрали самую темную пору. Мела сильная поземка. Бойцы в белых халатах. Оленей не слышно. Это не лошадь, которая неожиданно может заржать и испортить все дело. Подобрались незаметно, переждали, пока фашисты улягутся, а потом внезапно налетели. Уничтожив охрану, взорвав самолеты и склад горючего, растворились в снежной круговерти незаметно, как и нагрянули. Попробовали нас догонять, да куда там! <…>

…Однажды мы проводили крупный десант в тыл противника. Сопровождали десантные операции олени. В двух-трех километрах от берега мы накреняли верхнюю палубу корабля и таким образом сбрасывали их в воду. Причем олени доплывали до берега быстрее шлюпок.

Е. Кузнецов «Батальоны идут сквозь пургу» («Человек и Север», 2002, № 2)

В нартах и под вьюком

В процитированной выше подборке армейских воспоминаний, относящихся в основном к событиям 1942 года, верно отражены такие полезные в военное время особенности оленьего транспорта, как его бесшумность и «амфибийность» (во всяком случае, для специфических условий северной войны). Уточним, что этот морской десант имел место во время Мурманской наступательной операции – к сожалению, трагически неудачной, но уж точно не по вине оленей, – то есть датируется он рубежом апреля и мая, когда вода в Баренцевом море была отнюдь не теплая, а суша и вовсе представляла собой ледяную жижу, по которой никакой транспорт, кроме оленьего, передвигаться не мог…

Остается добавить, что во время «сухопутных» диверсионных операций оленьи упряжки имели преимущество не только перед конными, но и перед собачьими: ездовые и «вьючные» псы, не пройдя служебной подготовки как таковой, тоже слишком часто подавали голос в самый неподходящий момент. А «всепроходимость» особенно хорошо проявлялась не только во время морского десантирования, но и в обычной работе на пространствах заболоченной тундры, и при пересечении не слишком надежно замерзших озер – рискованно, однако во время войны границы допустимого риска расширяются.

(Вообще-то на «большом» льду, озерном или морском, олень сильно уступает ездовой лайке, что всячески подчеркивалось в предвоенных методических пособиях, рекомендовавших делать ставку на собачьи, а не оленные нарты. Однако покрытый снегом лед мелких тундровых озерец – особая статья.)

Итак, настало время поговорить о северных оленях. Казалось бы, какое отношение они имеют к нашей теме – необычным гибридам? Но дело в том, что аборигенные формы домашних животных отлично проявляют себя в тех условиях, для которых они, собственно, и были выведены. А вот условия армейского пользования неизбежно выходят за эти исторически сложившиеся рамки. И тогда возникает соблазн улучшить имеющиеся прототипы. В предвоенные десятилетия к попыткам этих улучшений подступались по-революционному.

Тогда же был поставлен вопрос не только об олене-, но и о лосеводстве – однако это совсем уж отдельная тема, мы о ней поговорим чуть позже. Впрочем, если учесть, что описанные годы – эпоха бурного увлечения гибридизацией, позволительно полюбопытствовать, как отразилась эта специфика на «оленьем вопросе».

Судя по официальным публикациям и несколько менее официальным рассказам ведущих научных сотрудников Аскания-Новы, которые датируются, правда, уже пятидесятыми-шестидесятыми годами, но описывают события предвоенной эпохи, в заповеднике «не было получено межвидовых гибридов на основе лося». Эта формула, между прочим, указывает на имевшие место попытки. С северным оленем тоже ничего не получилось, хотя пробовали неоднократно.

Впрочем, непосредственно перед войной диверсант, прокравшийся на территорию Аскания-Нова с мощным биноклем (или просто записавшийся на открытую экскурсию), имел право усомниться, что лосеолений гибрид создать не удалось. Потому что среди прочих четвероногих, иногда весьма странных, на глаза такому диверсанту мог попасться колоссальный зверь покрупнее среднего лося и с рогами, «намекающими» на лопатчатую расплюснутость, которая ведь и северным оленям отчасти свойственна.

Это действительно была помесь, но не межвидовая: тут «отметились» такие дальние подвиды благородного оленя, как наш советский марал и североамериканский вапити. Впрочем, как знать: может быть и межвидовая! Дело в том, что вапити сейчас, буквально в последние годы, «выведен» из числа подвидов благородного оленя и включен в отдельный вид. И все-таки – нет, не межвидовая: другим подвидом этого уже неблагородного вида является… алтайский марал, которого с 1870-х подозревают в принадлежности к особому виду, но прежде никто не думал, что этот вид включает и американца вапити.

Правда, не все зоологи с этим согласны. И, как бы там ни было, в качестве ездового или упряжного животного этот уникальный гибрид, при всей своей роскошной стати, никакого интереса не представлял.

Вообще же успешная и, главное, массовая гибридизация нескольких подвидов все того же благородного оленя была проведена там много раньше; результатом ее стало появление породного типа (а как его еще назвать?) «асканийский марал». Не умаляя заслуг асканийских селекционеров, все-таки скажем, что эта помесь не «была получена», а получилась случайно, в результате пертурбаций Гражданской войны, когда то красноармейцы, то махновцы, то врангелевцы, проходя по территории заповедника, регулярно разрушали вольеры. Смешанные стада зебр, антилоп и проч. потом удалось разделить, а вот олени успели не только перемешаться, но и создать помесь. В той или иной степени она наследует пяти подвидам, но «формообразуюшими» из них стало два – изюбр и марал (выходит, все-таки межвидовое скрещивание!). Все они, в общем, существа лесные, однако асканийский гибрид по странному сцеплению генов оказался приспособлен к жизни в открытой степи.

Домашним животным его не сделали, да и не пытались. Однако эти степные маралы в определенном смысле представляют собой вызов животноводам. Во-первых, очень соблазнительно создать по-настоящему травоядного оленя. Нет, это не ошибка, ведь травоядность не синоним растительноядности. «Нормальные» представители семейства оленьих куда более капризны в гастрономическом смысле, требуя подкормки то ветвями деревьев, то ягелем и отказываясь переходить на универсальный, «конский» тип питания. Во-вторых же, испокон веков «ездовые звери» происходили от животных открытых пространств, способных не просто развивать высокую скорость, но и сохранять ее в течение достаточно длительного времени. Между тем большинство обитателей леса (прежде всего как раз олени) могут сделать резкий рывок, однако после этого рывка им требуется время, чтобы отдышаться и передохнуть.

Симптоматично, что единственный вид одомашненных оленей – тоже