Тачанка для зеброида - Камело Пард

Мы уже знаем: создать гибрид (пусть бесплодный, пусть даже по-зеброидному строптивый) не удалось – очень уж особняком стоит род северных оленей в семействе оленьих. Теперь посмотрим, что представляет собой исходный материал как таковой.

Тут ситуация аналогична той, что сложилась с яками. Оленей в качестве транспортных животных «выдумывать» не надо, они уже есть – одновременно скоростные, выносливые и относительно сильные. «Относительно» – потому что надо соизмерять нагрузку с их собственным весом: у самых крупных домашних оленей, тех, что родом из Южной Якутии или окрестностей Тувы, вес иногда приближается к полутора центнерам, а вот ездовые олешки Чукотки редко-редко даже центнера достигают.

Так что некоторые из северных народов, например эвенки – легкие и маленькие, как подростки, – ухитрялись ездить на мощном олене-самце верхом, пусть и не галопом, но приличной рысцой. Даже стрелять с седла ухитрялись! А эвенкийский подросток мог и галопом оленя погнать, преодолевая за час сорок километров лесотундры. Но вот «старшего белого брата» с минимальным взрослым весом около 80 кг (считая винтовку-мосинку и патронный подсумок) можно сажать лишь на самого матерого оленя, да и то прошедшего непосредственно перед этим специальную тренировку. И даже такой олень под среднестатистическим красноармейцем едва шагом семенит. При этом если «заводной», сменный конь для всадника вещь всего лишь очень желательная, то сменный олень (а предпочтительно и два) при таких поездках попросту необходим, и пересаживаться на него нужно часов через пять, максимум шесть непрерывной езды. Разумеется, если речь идет не о разовой показательной выездке, а о полноценном таежно-тундровом маршруте. Иначе, без перемены, верховой олешек за полторы-две недели износится буквально до самых копыт.

Собственно, можно бы обойтись и нартовыми перевозками, благо по тундре они реальны в любое время года. Но вот уже по лесотундре – только в снежные месяцы. А по тайге, случается, и зимой резоннее вести оленей под вьюком, чем запряженными в грузовые нарты.

Зимой олений караван проходит по таким местностям, куда с вьючными лошадьми просто соваться нечего. Летом иногда можно и сунуться, однако даже в самой «лошадепроходимой» тайге конно-вьючный караван движется со скоростью медленно идущего человека, тогда как олений – со скоростью быстро идущего. Разница очень даже существенная! Достаточная, чтобы учитывать ее при военно-стратегических замыслах, включающих таежное направление. Да и не только таежное: крутой горный склон без намека на тропу, каменистая осыпь и морена, болота и болотистые леса… Олень там лучше лошади и зимой, и летом – особенно если лето все-таки холодное.

Только вот какое дело: если лошадь идет по тяжелому маршруту под вьюком весом 100, в исключительных случаях даже 120 кг, а по сверхтяжелому (горы, те же болота) тащит 75—100 кг, то на оленя лишь иногда можно нагрузить примерно полуцентнеровый вьюк. В болотах же более чем о 20—30 кг «полезной ноши» думать нечего. Уступает вьючный олень лошади и при форсировании речных бродов: просто потому, что очень намного ниже ростом. Да и стандартные ящики на оленей крепить нельзя (тогда как во вьючную сбрую лошади, верблюда и яка они «вписываются»): приходится перегружать несомый запас в специальные сумы, особой формы и малого объема.

Короче говоря, при операции армейского масштаба встанут те же проблемы, которые смущали Городовикова, когда он обдумывал использование яков. Спору нет, в ходе реальных боевых операций 1941, 1942, даже 1944 года легкость и «малоформатность» как раз оказались весьма ценными качествами, по большому счету способными уравновесить недостатки. Однако это ведь был не универсальный фронтовой подвиг, а поистине тундровый. Так что если где-то в замыслах военных существовали планы с таежным колоритом, то и вправду возникал резон помечтать о более рослой, «улучшенной» версии северного оленя. Но – не вышло.

Всадник без…

Что ж, раз не вышло улучшить оленя, можно постараться проделать это со сбруей. Действительно, практикующиеся на нашем Севере традиционные типы нартовой запряжки довольно примитивны, они не позволяют полностью задействовать оленью тягловую силу. Седла, в том числе и вьючные, тоже имели резерв усовершенствования. И система верховой езды. И, отдельно от нее, искусство посадки на оленя – дело это сложное, а при неумении даже опасное (не для всадника!). Удивляться не будем: да, многовековой опыт – это очень хорошо, но ведь конская сбруя совершенствовалась тысячелетиями, причем с учетом широчайшего обмена опытом между самыми разными цивилизациями. А вот с последним на тундровых и таежных просторах было туго.

Незадолго перед войной была разработана «фабричная» система запряжки, более близкая к карельской, чем к чукотской, а вдобавок творчески учитывающая кое-что из лошадиных достижений – и позволяющая использовать силу ездовых оленей гораздо рациональнее, увеличив КПД этак вдвое. Усовершенствовали и седло, на сей раз с учетом тувинской традиции (но и тут лошадиные достижения не были забыты). Техника «взлета», правда, по-прежнему требовала таежных навыков, прямо противоположных кавалерийским: хотя ехать теперь «разрешалось» со стременами, при посадке их использовать было нельзя, на оленя требовалось вспрыгивать, используя в качестве дополнительной опоры специальный посох. При попытке обойти правила или олень валился с копыт, или седло, даже усовершенствованное, съезжало ему под брюхо.

Кстати, при пересечении бродов всадник использовал «стартовый» посох как пятую точку опоры. Конечно, лишь в тех исключительных случаях, когда брод форсировали верхом, а не спешиваясь. «Природные» оленьи всадники из числа таежных народов с такими ситуациями вообще практически не сталкивались: в тайге настолько никогда не спешат – только медленнее получится! Но армейская специфика вынуждена учитывать вероятность форс-мажора.

Все это можно счесть и заботой о мирных советских оленеводах, геологах, географах и т. п. – тем более что разработками занималось не военное ведомство, а организация с труднопроизносимым названием НИИПЗЖиПХ (Научно-исследовательский институт полярного земледелия, животноводства и промыслового хозяйства). Но даты этих упряжно-вьючно-седельных разработок приходятся уж больно ко времени: 1939-й и 1941 год. Примерно тогда же были разработаны и неведомые прежде «оленьи носилки»: нечто вроде грузового портшеза с опорой на двух оленей и подвеской груза между ними. Вот на таких-то носилках удавалось перевозить и «форматные» ящики весом этак в центнер.

(Г.А.Федосеев – известный советский писатель, а вдобавок «практикующий» таежник, инженер-геодезист и картограф, более четверти века проведший в таежных экспедициях, – в поздней версии своих беллетризованных воспоминаний описывал эти носилки как эвенкийское народное изобретение, о котором он впервые узнал лишь в 50-х годах от своего проводника, знаменитого Улукиткана. Улукиткан – не литературный персонаж, он с дореволюционных лет хорошо известен как «гражданским», так и, в первую очередь, военным топографам и геодезистам. Но вне