Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

отделившийся от своего стада баранов, подошел к колодцу. Зачерпнул воды и, отойдя от них несколько шагов, растянулся на солнце – не спать, а внимательно слушать их речи. Прошел час или более, как беззаботно глядевшая группа увидела мальчишку во всю прыть бегущего мимо своего стада в степь, оглашая воздух пронзительными криками. Встревоженные туркмены в один миг сообразили грозившую им опасность, и вся компания, не теряя ни минуты, вскочила на коней и в карьер бросилась в обратный путь. Терять времени было действительно невозможно, потому что пастух, добежав до ближайшего иомудского кочевья, поднял там тревогу, и более сотни врагов понеслись по пятам беглецов. Скобелев говорил, что они обязаны своим спасением единственно резвости своих коней, вдоволь напившихся воды и съевших накануне усиленную порцию ячменя.

Благоразумие подсказывало, что нужно уходить поскорее назад. Скобелев решил, что задача его выполнена. Не исследованный ранее маршрут пройден и отмечен им по карте, а потому и в степи делать более нечего.

Немного отдохнув, разведчики тронулись в обратный путь. И благополучно вернулись в Хиву.

За семь дней Скобелев, постоянно рискуя жизнью, прошел сотни километров, с успехом выполнив поставленную задачу. Сверив свои данные с общей картой Хивинской степи, он явился к начальнику штаба генералу Троцкому, а потом и к самому Кауфману.

Результаты рекогносцировки подтвердили, что отряд Маркозова с тяжелыми вьюками и артиллерией по объективным причинам не смог преодолеть пустыню. Даже сильные верховые лошади едва тащились здесь по глубоким пескам. Необхдимо прибавить, что многие колодцы во время пути Маркозова были намеренно завалены неприятелем, и станет понятна тяжелая необходимость его отряда вернуться.

За эту рекогносцировку Скобелев был награжден орденом св. Георгия 4-й степени.

Генерал Кауфман, поздравляя Михаила Дмитриевича с крестом, сказал:

– Вы исправили в моих глазах ваши прежние ошибки! В конце года, по возвращении из Средней Азии, Скобелев был принят государем довольно благожелательно – видимо, соответствующие отзывы Кауфмана сделали свое дело.

«Скобелев, – писал об этом времени В. А. Полторацкий, – бесспорно умный и очень образованный человек, природная даровитость и выдающиеся способности которого, конечно, ставят его гораздо выше многих. Поэтому неудивительно, что Скобелев, с выдающеюся красивою внешностью, а особенно талантливостью и умом, нигде не мог ужиться, не перессорившись и восстановив против себя многих, чему явным доказательством служит его скитальческая служба. Сначала кавалергард, потом гродненский гусар, академик, строевой и штабной офицер, он переходил из одного военного округа в другой, нигде не удовлетворяя себя, но и наживая массу врагов… Ненасытная натура его начинает снова (после получения Георгиевского креста) работать, и он для удовлетворения чудовищного честолюбия лбом пробьет стену, чтобы изобрести путь к дальнейшему ходу своей карьеры»[27].

После окончания военных действий между Кауфманом и восстановленным им на ханском престоле Мухаммедом Рахимом 12 (24) августа 1873 года в Гандемланском саду, близ Хивы, был подписан продиктованный генерал-губернатором мирный договор. По его условиям хан признавал свою вассальную зависимость от Российской империи. Он обязался способствовать торговле российских купцов и обеспечивать их безопасность[28].

7

Покинув Среднюю Азию, Скобелев отправился в Париж. Чтобы отдохнуть. Но вскоре бездействие ему надоело, и он переправился в Испанию, где шла война между карлистами и царствовавшими представителями династии испанских Бурбонов. Карлисты поддерживали внука так называемого Карла V – дона Карлоса-младшего (под именем Карла VII) – и были в конце концов разгромлены правительственными войсками. Но Скобелев прибыл в Испанию в разгар сражений, надеясь изучить боевой опыт.

Как отмечал писатель В. И. Немирович-Данченко, хорошо знавший Михаила Дмитриевича и сопровождавший его во многих походах, в данном случае Скобелев вовсе не являлся традиционным Бонапартом, для которого все равно, где бы ни драться, лишь бы драться. Он, как военный специалист, смотрел на это дело и брал свое, где его находил, вглядывался во все, что ему казалось полезным и заслуживающим более пристального наблюдения. Оттуда в Париж он вернулся с парою попугаев, целою массою оружия и громадным количеством заметок и записок о партизанской горной войне, об обороне местностей не регулярной, а только что набранной из крестьян армией.

– Мне надо было видеть и знать, что такое народная война, и как ею руководить при случае. Можно сочувствовать или нет карлистским генералам, но только у них можно было учиться тактике народной войны, – говорил Михаил Дмитриевич[29].

Впоследствии многие из карлистов вспоминали «русского красавца» и восторженно отзывались о тех неделях, которые он провел с ними.

Своим друзьям М. Д. Скобелев говорил:

– Некоторые не понимают, зачем я был там. Меня называли по этому случаю кондотьери, искателем приключений. Глупое слово. Не ища их, многому не научишься. Лучше видеть в горах, как мужик бьет регулярного, храброго солдата, чем тратить досуг на парижский кабак с неизбежной международной девицей легкого поведения. У нас неизбежна война с соседями. Они ворвутся к нам, это несомненно. Ведь мы против их крепостей строим только церкви и все стратегические пути заселяем иностранцами. Чтобы выбросить вражеские войска – надо будет организовать позади народную стихийную войну.

О карлистах и об их тактике Скобелев сделал подробный доклад. Дошло до двора и там вызвало крайнее недовольство. «Чего он суется, куда его не зовут». Всякая любознательность вне парижских кабаков и кокоточных спален казалась чем-то непозволительным, оскорбительным. Даже какой-то из его «друзей», воспользовавшись дурным расположением Александра II, рассказал ему о поездке Скобелева к дон Карлосу.

– Надо ему обрезать крылья… Слишком далеко летает.

– И государь при первом докладе Д. А. Милютина спросил у него:

– Зачем этот авантюрист совался к карлистам?

– Ваше величество, но он нам сообщил драгоценнейшие сведения о горной войне.

– Да? И если это вам так нужно, почему вы не послали кого-нибудь из моих?

Милютин не был придворным и поэтому спокойно ответил:

– Между ними нет талантливых людей, способных предпринимать такие рискованные экскурсии по полудикой стране. И потом, это обошлось бы, как всякая далекая командировка, очень дорого нам, а Скобелев не взял ничего.

Тому же В. И. Немировичу-Данченко довелось уже после смерти М. Д. Скобелева встретиться с одним из сподвижников дона Карлоса доном Алоизом. Рассказ последнего весьма интересен для характеристики «белого генерала»[30].

Наша встреча со Скобелевым была очень оригинальна! – начал дон Алоиз.

– В каком отношении?

– Он приехал тогда из Байоны с рекомендательным письмом от одного из наших. Его, разумеется, арестовали на аванпостах, завязали ему глаза и, несмотря на его протест, в таком виде доставили ко мне. Он тотчас же отрекомендовался путешественником – русским.

– Вы военный? – спрашиваю его.

– Был!.. Теперь в отставке!.. – Только потом он сообщил мне, что он служит, что он полковник.

– Генерал?..

– Нет… Мне