В тисках тлена - Юрий Борисович Салов

облегчение и новая волна страха. — Холодный… Он опустился на корточки перед сыном, их лица оказались на одном уровне. — Сынок… Петенька… — Его голос срывался. — Ты… ты ночью… Ты говорил… с кем-то? В своей комнате? — Александр напрягся, как струна, готовая лопнуть. — С… с дедушкой?

Петя поморщился, будто пытаясь вспомнить что-то далекое и неприятное. Его карие глаза затуманились. — Деда… да… — он тихо прошептал. — Он… звал. У окошка…

— У окошка?! — вырвалось у Александра. Его рука непроизвольно сжала плечо сына так, что мальчик слабо вскрикнул. Александр тут же отпустил, но наклонился еще ближе. — Что говорил? Что он хотел?!

Петя задумался, его бледность слегка усилилась. — Не помню… Голова… закружилась тогда. Сильно. Темно стало… холодно… — Он замолк, закрыл глаза, его дыхание снова стало чуть более прерывистым. — Больше ничего не помню…

Слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые. «У окошка». Александр замер. Он автоматическими движениями гладил голову сына. В его глазах, красных от недосыпа, мелькнуло нечто невыразимое — понимание? Ужас перед подтверждением худших подозрений? Не дед-охотник звал, а «Оно», принявшее его облик? Используя память, доверие? Зов у окна… «Светло»… Ловушка для детского любопытства? Раздражающая волна страха и ярости прокатилась по его телу. Он резко встал, отшатнувшись от ребенка, как от края пропасти. Его взгляд упал на тесак, валявшийся на полу. В нем не было больше бессилия — только мрачная, убийственная решимость.

В дверном проеме, словно тень, возникла Агафья. Она стояла, опираясь на костыль, ее древнее лицо было непроницаемо, как старая береста, но глубоко запавшие глаза горели мрачным огнем. Она слышала ответ Пети. Она видела выражение на лице Александра.

— Так… — произнесла она тихо, но так, что было слышно каждое слово. — Сидеть и смотреть, как дитя тает на глазах? Ждать, пока мертвец снова постучится? — Она тряхнула головой, сбрасывая невидимую паутину безысходности. — Нет. Не на тех напали.

Она подошла к Пете, ласково, но быстро поправила ворот его рубахи, скрывая повязку. Ее прикосновение было твердым. Потом подняла взгляд на сыновей. — Александр, Иван. Пока я не вернулась — дом крепостью. Окна, двери, подпол — сторожите. Слышите?

Она повернулась к выходу в сени, накидывая свой вечный, пропахший дымом и сухими травами платок. А я… к Пелагее схожу. К бабке-знахарке.

— Мать! Да ты… — начал было Иван, вскочив в тревоге. — Путь неблизкий, лес, болото… а тварь эта…

— А здесь что? Царство света? — резко обрезала его Агафья. В ее голосе не было страха, только стальная воля. — Пелагея коренья знает. Старые обереги. Может… может знает, чем помочь.

Она не стала слушать возражений. Резко повернулась и вышла в сени. Через мгновение хлопнула наружная дверь. Вместе с ее уходом из горницы будто выдуло глоток теплого воздуха.

Петя стоял посреди комнаты, бледный призрак с неестественно блестящими глазами. Александр тупо смотрел на тесак у своих ног. Иван тяжело дышал, глядя в пол. Игорь стоял у дверей своей комнатки и все слышал. Дом постепенно снова погрузился в тишину, но теперь это была тишина перед бурей, которую могла принести ночь. Или… сам Петя.

Глава 6

Пасмурный день тянулся как предсмертная агония. Дождь перестал идти, оставив после себя хлюпающую грязь на дорогах и тяжелую, насыщенную влагой духоту, нависшую над Глухово. Воздух казался густым, вязким, дышать им было трудно. В доме Смирновых царила тишина, нарушаемое лишь шумом суеты Татьяны возле Пети. Александр молчал. Он сидел у окна в горнице, с тесаком на коленях, и смотрел в одну точку за стеклом, в мокрый, хмурый двор. Его непроницаемая маска на лице дала трещину — в глазах отражалось усталость и бессилие. Иван пытался что-то делать — рубить дрова, чинить забор, но движения его были вялыми, лишенными смысла, а взгляд постоянно блуждал, возвращаясь к дому, к окну Петиной комнаты.

Игорь чувствовал себя чужим телом в этом скорбном механизме. Его присутствие было не нужно, тягостно, почти кощунственно. Он выскользнул из дома, как вор, стараясь не скрипнуть дверью. Выйти под низкое, серое небо, в эту удушливую тишину заброшенной деревни, было облегчением, но ненадолго. Тишина здесь была не мирной. Она была зловещей. Напряженной. Казалось, сама земля под ногами затаила дыхание, ожидая чего-то.

Он заметил бабку Агафью. Маленькая, сгорбленная фигурка в темном платке, она ковыляла по грязи в дальний конец деревни, к избе, стоявшей особняком, почти вросшей в землю, с покосившейся трубой. Игорь знал от Ивана — куда. К Пелагее-знахарке, или, как здесь тихо звали, к Пелагее-колдунье. Последний бастион старой веры, последний источник знаний, как бороться с нечистью, что вышла из могил. Бабка шла за помощью как за последней соломинкой. Игорь не последовал за ней в качестве журналиста. Он знал, что его там не ждут. Что знахарка скажет только свое, древнее, непонятное ему.

Вместо этого его ноги понесли туда, где все началось. На кладбище.

Старый погост в сыром, последождевом воздухе казался еще более заброшенным и мрачным. Кресты потонули в бурьяне, могильные холмики сровнялись с землей. Запах сырости, прелой травы и грибной плесени витал в воздухе. Игорь шел медленно, чувствуя, как грязь липнет к сапогам, как колючки репейника цепляются за брюки. Он искал одну могилу. Свежую.

Нашел ее на отшибе. Холмик Никифора Смирнова. Земля еще не осела, крест был новый, грубо сколоченный. Но не это привлекло внимание Игоря.

Земля на могиле была… странной. Не просто влажной и рыхлой. Она была взрыта. Не так, как копали могилу — аккуратными пластами. А хаотично, дико, как будто кто-то или что-то рвалось из-под земли наружу. От края холмика к его вершине шла глубокая, широкая борозда — словно тело вытягивалось сквозь толщу земли, разрывая ее изнутри. Глина была вывернута наружу, черная, влажная. А на вершине холмика… земля была примята. Образовалось углубление, похожее на отпечаток… человеческого тела? Лежащего? Или сидящего?

Но самое загадочное было не это. От вершины холмика, от этого углубления, шла другая борозда. Уже. Аккуратнее. Она вела обратно, к основанию могилы. Как будто… как будто кто-то или что-то вылезло наружу, посидело на могиле, осмотрелось… а потом вернулось обратно, под землю, аккуратно прикрыв за собой «вход». Земля по краям этой обратной борозды была слегка приподнята, как занавеска. Игорь наклонился. В мягкой глине он различил отпечатки. Не следы ног. Скорее… вмятины от пальцев. Крупных. С длинными фалангами. И глубокие царапины от ногтей. Много царапин.

«Оно