Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер

— Ну, полно, сынок, не волнуйся так! Чрезмерная радость тоже вредит сердцу.

Вместо того чтобы взять мою дорогую мать на руки, как в последние дни её земной жизни, это она вытерла мои слёзы и подвела к дивану.

— Ты ещё слаб, сынок. Не трать силы напрасно.

Я сел рядом, и она бережно положила мой усталый лоб себе на колени, мягко поглаживая его, озаряя светом святых воспоминаний. Я чувствовал себя счастливейшим из людей, словно корабль моих надежд обрёл наконец спокойную гавань. Присутствие мамы наполнило сердце безграничным утешением. Эти минуты казались сном, сотканным из ткани невыразимого блаженства. Как ребёнок, замечающий каждую деталь, я рассматривал её одежду — точную копию одного из её старых домашних платьев: тёмное платье, шерстяные чулки, синюю мантилью. Я видел её голову в ореоле седых волос, морщинки на лице и тот же нежный, ясный взгляд. Дрожащими от радости руками я гладил её дорогие руки, не в силах произнести ни слова. Однако мама, оказавшаяся сильнее меня, спокойно сказала:

— Мы никогда не сможем отблагодарить Бога за столь великие милости. Отец никогда не забывает нас, сынок. Как долго длилась разлука! Но не думай, что я забыла тебя. Порой Провидение на время разделяет наши сердца, чтобы мы познали любовь божественную.

От её ласки во мне вновь открылись старые, земные раны. Ах, как трудно освободиться от груза, принесённого с Земли! Как тяжек вес несовершенств, накопленных за многие века! Как часто я слышал здравые советы Кларенсио и братские наставления Лизиаса, призывавшие меня отказаться от жалоб, — и как болезненно открылись эти раны вновь от прикосновения материнской любви! Мои слёзы радости постепенно сменились слезами тревоги, когда в памяти всплыли воспоминания о пройденном пути. Я не мог принять, что этот визит — не удовлетворение моего каприза, а драгоценный дар Божьего милосердия. Мне казалось, мама по-прежнему считает своим долгом быть хранилищем моих жалоб и печалей. На Земле матери слишком часто — лишь рабыни своих детей. Лишь немногие дети понимают их преданность и самоотверженность, пока не потеряют их. Из-за этого старого, ложного представления я вновь ступил на тропу болезненных излияний.

Мама молча слушала, не прерывая моей меланхоличной исповеди. Со слезами на глазах, время от времени крепко обнимая меня, она произнесла голосом, полным любви:

— О, мой дорогой сын! Не пренебрегай наставлениями, которые дал тебе великодушный Кларенсио. Не жалуйся. Давай вместе поблагодарим нашего небесного Отца за эту встречу. Теперь мы в совсем иной школе, где учимся быть детьми Божьими. В земной жизни я не всегда могла направлять тебя, как следовало бы. Твои слёзы возвращают меня в прошлое, в мир человеческих чувств. Что-то тянет мою душу назад. Мне хочется оправдать твои сетования, возвести тебя на трон, словно ты — лучшее создание во Вселенной, но такое отношение не соответствует новым урокам жизни. Подобное простительно в мире плоти, но здесь, сынок, прежде всего нужно помнить о Господе. Ты не единственный, кому следует исправить прошлые ошибки, и я не единственная мать, разлучённая с родными. Поэтому наша боль должна служить не слезам и ноющим ранам, а стать вратами света, которые Дух открывает нам, чтобы мы стали мудрее и человечнее. Слёзы и раны — часть благословенного процесса, расширяющего и очищающего наши самые светлые чувства.

После паузы мама продолжила:

— Если мы можем использовать эти краткие мгновения для проявления любви, зачем же тратить их на тени сожалений? Давай радоваться, сынок, и непрестанно трудиться. Перемени настроение. Меня укрепляет твоя вера в мою любовь, и я счастлива твоей трогательной нежностью, но я не могу повернуть вспять свой опыт. Давай же любить великой и священной любовью — любовью божественной!

Эти благословенные слова будто пробудили меня. Мне показалось, что сильные флюиды, исходящие от материнского сердца, оживили и мою душу. Мама смотрела на меня с восхищённой улыбкой. Она казалась мне любящей и прекрасной, как никогда прежде. Я поднялся и почтительно поцеловал её в лоб.

16. ПРИЗНАНИЯ

Слова матери утешили и укрепили меня. Говоря о служении, она видела в нём благословение, скрытое в боли и трудностях, дарующее залог радости и возвышенных уроков. Неожиданное, невыразимое чувство удовлетворения охватило мой дух. Эти мысли странным образом придали сил моей душе. Я чувствовал себя иным — более радостным, более воодушевлённым, более счастливым.

— Ах, мама, — взволнованно воскликнул я, — та сфера, где ты живёшь, должно быть, прекрасна! Какие возвышенные мысли, какое счастье!

Она многозначительно улыбнулась и покачала головой:

— Высшая сфера, сынок, всегда требует больше труда, большего самоотречения. Не думай, что твоя мать пребывает в мечтательном блаженстве вдали от обязанностей. Я говорю это без тени печали — просто как необходимое объяснение моей нынешней жизни. После возвращения с Земли я много трудилась для нашего духовного обновления. Многие развоплощённые существа продолжают цепляться за земной дом под предлогом любви к оставшимся в физическом мире. Здесь же меня научили: чтобы истинная любовь принесла плоды, нужно неустанно работать. С момента возвращения я стараюсь заслужить право помогать тем, кого мы любим.

— А где мой отец? — спросил я. — Почему он не пришёл с тобой?

На лице матери мелькнула тень.

— Ах, твой отец… Уже двенадцать лет он находится в зоне густой мглы Преддверия. На Земле он казался верным семье, был поглощён коммерцией до конца своих дней, ревностно соблюдал религиозные обряды, но в глубине души оставался слаб и поддерживал тайные связи на стороне. Две из его пассий были ментально связаны с обширной сетью злых сущностей. Переход через Преддверие стал для моего бедного Лаэрте горьким испытанием: алчные, несчастные создания, которым он столько обещал, ждали его, вновь опутывая сетями иллюзий. Сначала Лаэрте пытался найти меня, но не мог понять, что после смерти душа являет себя такова, какова она есть в сущности. Он не ощущал ни моего духовного присутствия, ни помощи наших друзей. Прожив годы в притворстве, исказив духовное зрение и ограничив свои вибрации, он остался в обществе тех отношений, которые безрассудно взращивал умом и сердцем. Семейные принципы и любовь к нам занимали его какое-то время, он даже пытался бороться, отталкивая искушения, но в конце вновь споткнулся и пал, запутавшись в тенях из-за отсутствия стойкости в добром и правильном мышлении.

Я взволнованно спросил:

— Неужели нет способа помочь ему избежать этой участи?

— Ах, сынок! — воскликнула