Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер

мать. — Я часто навещаю его, но он меня не воспринимает. Его вибрационный уровень всё ещё очень низок. Я пытаюсь направить его на верный путь, но лишь изредка у него появляются слёзы раскаяния, не ведущие к серьёзным решениям. Те несчастные, что держат его в плену, отдаляют от моего влияния. Я упорно трудилась все эти годы, просила помощи у друзей в пяти различных высших духовных центрах, даже здесь, в Нашем Доме. Однажды Кларенсио привлекал Министерство Регенерации — но тщетно. Нельзя зажечь свет в лампе, где нет масла и фитиля. Нужно ментальное согласие самого Лаэрте, чтобы поднять его и раскрыть ему духовное зрение. А он безвольно пребывает между безразличием и непокорностью.

После паузы она вздохнула:

— Возможно, ты не знаешь, что твои сёстры Клара и Присцилла тоже находятся в Преддверии, привязанные к поверхности Земли. Я обязана заботиться обо всех. Моя единственная опора — помощь твоей сестры Луизы, которая развоплотилась, когда ты был совсем мал. Луиза ждала меня здесь много лет и была моей верной помощницей в тяжком труде поддержки земной семьи. Но теперь, после мужественной борьбы рядом со мной ради твоего отца и сестёр, видя смятение, которое до сих пор переживают наши родные на Земле, она вновь воплотилась среди них в героическом порыве самоотречения. Вот почему я так жду твоего скорейшего выздоровления — чтобы мы вместе могли действовать во имя блага.

Весть об отце поразила меня. Разве он не казался искренне набожным, не причащался каждое воскресенье? Потрясённый материнской преданностью, я спросил:

— Ты помогаешь папе, несмотря на его связь с этими бесчестными женщинами?

— Не суди их так строго! — мягко остановила меня мать. — Относись к ним как к нашим сёстрам — больным, невежественным и несчастным. Они тоже дочери нашего Небесного Отца. Я молюсь не только за Лаэрте, но и за них, веря, что нужно найти способ привлечь их всех к свету.

Меня изумило это великое самоотречение. Я вдруг вспомнил о своей собственной семье, почувствовав старую привязанность к жене и детям. Рядом с Кларенсио и Лизиасом я старался сдерживать свои чувства и тревоги, но встреча с матерью разбудила их вновь. Что-то подсказывало, что мама не останется надолго. Пользуясь быстротечным временем, я спросил:

— Ты так долго была рядом с папой… Не можешь ли ты рассказать что-нибудь о Селии и детях? Я с волнением жду момента, когда смогу вернуться и помочь им. Эта тоска, должно быть, мучает и их тоже. Как страдает моя бедная жена от разлуки!

Мама улыбнулась печальной улыбкой:

— Я регулярно навещаю внуков. С ними всё хорошо.

Подумав мгновение, она добавила:

— Но сейчас тебе не стоит беспокоиться о том, как помочь семье. Тебе нужно подготовиться, чтобы наше дело увенчалось успехом. Некоторые вопросы следует прежде предоставить Господу, прежде чем браться за их разрешение.

Я хотел расспросить подробнее, но мама деликатно уклонилась. Наша беседа длилась уже долго, наполняя меня возвышенным воодушевлением. Наконец она стала прощаться. Желая узнать больше о её жизни, я попросил разрешения проводить её. Она нежно погладила меня по голове:

— Не провожай меня, сынок. Меня срочно ждут в Министерстве Связи, где мне приготовят флюидные средства для возвращения в отделения трансформации. Мне также нужно встретиться с Министром Селио, чтобы поблагодарить его за возможность этого свидания.

Оставив в моей душе неизгладимый след счастья, она ушла.

17. В ДОМЕ ЛИЗИАСА

Вскоре после неожиданного визита моей матери Лизиас пришёл за мной по поручению Министра Кларенсио. Я с радостным удивлением последовал за ним. Великодушный благодетель принял меня приветливо, и я с волнением ждал его распоряжений.

— Друг мой, — сказал он доброжелательно, — с этого момента вы вправе посещать различные сектора наших служб, за исключением Министерств высшей природы. Энрике де Луна на прошлой неделе счёл ваше лечение завершённым, и было бы справедливо, чтобы вы использовали это время для ознакомления и обучения.

Я взглянул на Лизиаса как на брата, который должен был разделить мою невыразимую радость. Санитар ответил мне сияющим взглядом. Я не мог сдержать чувства глубокого удовлетворения. Это было началом новой жизни. В некотором смысле, я мог теперь учиться, посещая разные «школы» колонии. Кларенсио, словно угадав мою радость, заметил:

— Теперь в вашем дальнейшем пребывании в больничном корпусе нет необходимости. Я продумаю возможность вашего размещения в новой среде и проконсультируюсь с некоторыми нашими учреждениями…

Лизиас воскликнул:

— Если это возможно, я бы хотел, чтобы на время обучения Андре остановился в нашем доме. Моя мать будет относиться к нему как к сыну.

Я взглянул на него, переполненный счастьем. Кларенсио в свою очередь одобрительно посмотрел на него и тихо произнёс:

— Очень хорошо, Лизиас! Иисус радуется каждый раз, когда мы принимаем друзей в своём сердце.

Я обнял Лизиаса, не в силах выразить словами свою благодарность. Иногда радость лишает дара речи.

— Берегите этот документ, — внимательно сказал мне Министр Помощи, вручая маленькую книжицу. — С ним вы сможете свободно посещать Министерства Возрождения, Помощи, Связи и Просвещения в течение года. По истечении этого срока мы посмотрим, что можно будет сделать, учитывая ваши устремления. Учитесь, друг мой. Не теряйте времени даром. Промежуток между воплощениями не должен быть потрачен впустую.

Лизиас пожал мне руку, и мы, переполненные радостью, вышли. Через несколько минут мы уже стояли у порога изящного здания, окружённого тенистым садом.

— Вот и он! — воскликнул мой деликатный спутник.

И с тёплой улыбкой добавил:

— Наш дом внутри Нашего Дома.

Раздался мягкий звонок, и в дверях появилась приветливая хозяйка — мать Лизиаса.

— Мама! Мама! — радостно обратился к ней он, представляя меня. — Это брат, которого я обещал привести.

— Добро пожаловать, друг! — воскликнула благородная сеньора. — Теперь это и ваш дом.

Обняв меня, она продолжила:

— Я знаю, ваша мама не живёт здесь. Значит, я буду вашей сестрой, исполняющей материнские обязанности.

Я не знал, как отблагодарить за такое великодушное гостеприимство. Я собирался сказать что-то, что выразило бы моё волнение и признательность, но благородная матрона, с доброй улыбкой опередила меня, словно угадав мои мысли:

— Не стоит говорить о благодарности. Иначе мне придётся вспомнить множество земных условных фраз.

Мы все рассмеялись и вошли внутрь.

— Пусть Господь обратит мою благодарность в новые благословения радости и мира для всех нас! Проходите.

Атмосфера в доме была простой и уютной. Мебель почти не отличалась от земной, были лишь небольшие различия. Стены украшали картины возвышенного духовного содержания; в углу стояло большое фортепиано, а рядом с ним — изящно резная арфа благородных форм. Заметив