Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

Если читатель посмеется над моей глупой доверчивостью к этой девушке, я ничего не имею возразить, за исключением все того же вопроса: были ли вы сами влюблены? Она клялась мне в любви ее хозяйки ко мне. Будто бы та скрывает свои чувства единственно из-за матери, которая ненавидит меня.

– У старухи есть причины для этого, но скажите лучше, где прячется мадемуазель Шарпийон, уж не у своего ли парикмахера?

– Мы отыскали ее у одной знакомой торговки на Сохо-сквер и привезли обратно в горячке. А мадемуазель как раз в неудобном для женщин положении.

– Не рассказывайте сказки! Я же сам видел вчера парикмахера…

– Который заправлял ей папильотки…[211]

– Черт возьми! Он заправлял ей кое-что потверже! Отправляйтесь к вашей госпоже и скажите, что она должна принять меня сегодня же. Таково мое желание.

– Но она в постели.

– Тем лучше.

Девушка исчезла и больше не показывалась. После полудня я отправился к их дому и уже у самого входа был встречен одной из теток.

– Помилосердствуйте, сударь, не ходите далее. Пощадите жизнь моей племянницы и свою собственную. Здесь наши друзья, и при них оружие.

– Я-то знаю, как они им пользуются!

– Боже мой, вы хотите всех нас погубить! Моя бедная племянница в бреду, ей все еще кажется, что вы стоите над ней с пистолетом. Ведь вы поклялись убить ее.

Я пожал плечами и вернулся к себе. На следующий день новая попытка проникнуть к больной, и снова отказ. Тетка сказала мне, что лекари не оставили ей никакой надежды.

– Это еще не причина, чтобы умереть.

– Вы же знаете, что она сейчас в критическом положении…

– Опять свое! А парикмахер?

– Грех молодости! Я тоже не избежала этого.

– Это выше всяких похвал.

– Вам недостает воспитания, сударь. В подобном положении галантный мужчина не должен ничего замечать.

– У вас отменные принципы.

При выходе я столкнулся с Гударом.

– Так вот, она при смерти.

– Вы ее видели?

– Нет, но мне сказали. По словам служанки, она как безумная. Кусает всех, кто хочет приблизиться, и катается по кровати совершенно голая.

Всю ночь я ходил взад и вперед по комнате. Гудар молчал, говорил только я. Когда занялся день, я пошел еще раз узнать новости. Меня впустили в комнату, где расхаживала чахлая фигура, распевавшая псалмы.

– Она умрет?

– Да свершится воля Бога! Она еще дышит, но через час все кончится.

При этих словах меня охватило непреодолимое желание застрелиться. Возвратившись к себе, я написал завещание в пользу синьора Брагадино, взял пистолеты и направился к Темзе, намереваясь дойти до набережной и там исполнить свое намерение. Когда я подошел к Вестминстерскому мосту, кто-то схватил меня за руку: это оказался один молодой джентльмен по имени Эгар, с которым я познакомился у лорда Пемброка.

– Вы похожи на актера из трагедии, кавалер! Куда это вы направляетесь с таким потерянным видом?

– Не имею представления.

– А что с вами?

– Сам не знаю.

– Готов биться об заклад, что вы собираетесь сделать какую-нибудь глупость, это написано у вас на лице.

– Еще раз говорю: со мной ничего не случилось. До свидания.

Но Эгар заметил, что из моего кармана торчит дуло пистолета.

– Так, значит, дело чести! Как друг, я не могу вас отпустить одного к барьеру.

– Клянусь вам, я не намерен драться. Это всего лишь прогулка.

– В таком случае и я с вами.

– Сделайте одолжение.

Мы пошли вместе, он болтал о том и о сем, я же молчал. При ходьбе появляется аппетит, и он предложил мне отобедать. Мы как раз проходили мимо «Пушки», знаменитой лондонской ресторации, где после чая и ликеров обыкновенно появляются девицы. За десертом к Эгару подсела какая-то принцесса.

– Тут со мной одна моя подруга, француженка, – объявила сия нимфа.

– Превосходно! – воскликнул Эгар. – У нас составится квартет.

Учтивость не позволяла мне отказаться. Я отложил свое смертоносное оружие и, выбросив пули в окно, расцеловал Эгара, вполне заслужившего это,– ведь он спас мне жизнь. Обе девицы были и в самом деле созданы для наслаждений, однако переживания прошедшего дня истощили меня. Известное самолюбие, от коего мужчина никогда не свободен в подобных делах, побуждало меня сыграть достойную роль. Увы! Это оказалось невозможным – ласки красавиц были обращены на мраморное изваяние. Англичанка пришлась мне по вкусу несравненно более, чем француженка, и я просил Эгара передать ей мои извинения за непредумышленную холодность. Она изобразила недоверие и пожелала удостовериться в этом de visu[212], а затем пригласила к обильным возлияниям, уверяя, что вакхический сок зажжет оцепеневшую в моих венах кровь. Однако Вакх лишь вынудил меня изречь несколько глупостей, но в остальном не произвел ни малейшего действия. Тогда Эгар вышел и привел трех слепых музыкантов. Он заставил всех нас раздеться, и мы начали танец сатиров. Ноги мои подгибались, я едва держал равновесие и принужден был удовлетворяться лишь зрелищем, в коем сам не мог принять участия. Эгар обладал головой Антиноя[213] в сочетании с торсом Геркулеса. Женщины не уступали самим грациям – их полные, но гармонически сложенные тела являли собой воплощение любовной страсти. Четыре раза подряд, как молодой лев, Эгар падал в их пламенные объятия. Они оставили его бездыханным и оделись, выражая сожаление. Дамы получили по четыре гинеи каждая, и я был вынужден просить Эгара отдать и мою долю, ибо, собираясь отправиться к Харону, не взял с собой ни шиллинга. Неясная мысль о самоубийстве все еще преследовала меня, но я сказал себе, что, прежде чем расстаться с жизнью, надобно заплатить долг. Эгар удержал меня и отвез в Ранлей. Отдав час сну, он был расположен возобновить оргию.

Здесь меня ожидала странная встреча. В ротонде танцевали, и мое внимание привлекла своими завлекающими движениями одна женщина, которую я видел только со спины. Внезапно она обернулась, и я узнал Шарпийон. Волосы у меня зашевелились, а ноги пронзила резкая боль. Впоследствии Эгар рассказывал, что при виде моей бледности ему показалось, будто я сейчас же свалюсь в припадке падучей. Раздвинуть толпу, подойти к Шарпийон и заговорить с ней было делом одного мгновения. Я не помню, что сказал ей, но она в ужасе убежала. Когда я во всем признался Эгару, он пришел в страшное возбуждение от вероломства этой кокетки.

– Девка была здесь с графом Гровенором, она уехала в его карете. Вы должны отомстить, ведь у вас есть письмо, в котором старуха