При свете зарниц - Аяз Мирсаидович Гилязов

Сабираттэй обрадовалась им, кинулась помогать. Только нагнулась, как на её коричневом от крепкого загара лице сразу выступили странные красные пятна. Она тут же выпрямилась и застыла посреди двора, прижав обе руки к груди. Дети давно уволокли таз, а она всё стояла.

Наконец подошла к нам, примостилась рядом, убрала выбившиеся из-под платка чёрные с проседью волосы, вытерла вспотевшее лицо вышитым, но уже истёртым носовым платком и как бы невзначай сказала:

– Ну, ребятушки, надо ехать в Челны.

– Когда? – вырвалось у меня.

– Сегодня, сейчас.

Вот и поели горячей картошки, вот и выспались дома!

Дамир близоруко сощурился, на щеках заходили желваки – тоже разозлился.

Сабираттэй не спросила, согласны ли мы, нет ли у нас других, более важных дел – она была в нас уверена.

– По какой дороге лучше ехать? – лишь спросила она. – Как вы думаете?

– Конечно, через Нижний аул, – равнодушно ответил я. – Быстрее выйдет.

Дамир слетел с завалинки.

– Через Кабаново поедем! – выпалил он. Белёсые брови его сошлись у переносицы, рот скривился.

Я тоже встал.

– Ты заболел. С утра ворчишь, злишься. Какая муха тебя укусила? Не быть по-твоему!

– Самозванец! – заорал Дамир. – Всегда, везде первым лезешь! Что, умнее тебя нет? Командуешь! Ни с кем не считаешься.

Я даже рот разинул.

– Ты чего врёшь, болтун, а? Ну-ка, замолчи, хватит!

– Ну успокойтесь, потише, потише. – Сабираттэй стоит себе, усмехается, гладит то меня, то Дамира по плечам. – Ну полно, полно. Вот вы и стали джигитами! Взрослыми стали! Ну же, хватит.

Не знаю уж что больше: журчащий ли её материнский голос, прикосновение ли её шершавых рук, латаный ли перелатаный ватник, выцветшая ли в аккуратных заплатках юбка, глаза ли её грустные, или неожиданные такие, необычные слова, обращённые к нам, отрезвляют нас, – мы стыдливо смолкаем.

– Вот соберёмся вместе и решим, где лучше ехать. Договорились? Приходите побыстрее. Надо как можно раньше выехать. – Она улыбается нам и вдруг подмигивает.

Мы глазами провожаем её. Ветер играет подолом её длинной юбки, концами платка, студёным дыханием дышит нам в лицо.

– Это мы ещё посмотрим! – до бровей натянул Дамир свой картуз, серый блин со сломанным козырьком, и пошёл со двора.

– Спасибо за помощь! – кричу я ему вдогонку и снова усаживаюсь на завалинку.

Мы с Дамиром одногодки, оба родились в двадцать восьмом. Неразлучны с того дня, как сперва он, а затем и я весенним половодьем чуть не угодили в подводное царство к русалкам и ракам. Давно это было.

У нашей на первый взгляд неказистой речушки, которую мы, однако, величаем Олы-су[30], крутой норов.

Отогретая весенним солнцем, она громко просыпается. Сперва сердито гудит, а когда лёд трескается и разламывается, взбухает, вздувается коричневыми бугристыми волнами. Ещё день-два, и вот уже Олы-су устремляется вперёд, заливает берега, слизывает с них брёвна вовремя не убранных срубов, сносит мосты-времянки.

Нас, мальчишек, теперь в школу и калачом не заманишь. С самого синего утра, побросав фанерные самодельные сумки с несделанными уроками, мы торчим на берегу, жадно ловя любую перемену и радуясь дикой силе. Сталкиваются льдины. Мелкие быстро уносятся течением, крупные лениво ворочаются и плывут медленно. Красотища! Целую зиму терпеливо ждали мы пробуждения нашей Олы-су.

А теперь только смотри. Кто, разинув рот, стоит столбом, пытаясь лишь взглядом уследить за быстрым течением. Кто сам поддаётся этому течению – бежит по берегу, едва удерживая тяжёлый багор, пытаясь поймать чудо-бревно, похожее на невиданную рыбу, плывущую кверху брюхом. А кто, наконец дождавшись своего часа, отправляет в путь костёр-пароход.

Да, весна только для того и приходит, чтобы мы выпустили в плавание свои пароходы – огненные льдины.

Костёр рождается на берегу. Самое трудное – перенести его на льдину, нужно, чтобы он не погас. Вот тут и нужны смелость да сноровка. У кого костёр горит ярче и дольше, тот и есть батыр.

В один из таких счастливых весенних дней, когда уже плыли по нашей Олы-су первые огненные пароходы, нечаянно столкнулись мы с Дамиром на берегу. Он волочил сухие осиновые жерди, а я возился с мокрыми ветками, которые никак не хотели загораться. Недолго думая, я подскочил к нему и небрежно пнул жерди ногой:

– Хороши дровишки. Давай вместе!

А тот вроде и не слышит меня, улыбается непонятно чему.

Как же раньше я не отличал его от других? Знал имя, и всё. Мальчишка как мальчишка, белобрысый такой, худенький, с узкими плечами, всегда в одном и том же полосатом бешмете, увеличивающем его худобу. Мало ли у нас в Верхнем ауле мальчишек?! Пруд ими пруди – вона, гляди, копошатся словно головастики, ладят свои большие и маленькие пароходы.

Где он жерди такие достал? Вряд ли отец отвалил ему такой подарок!

Сзади меня засмеялась девчонка. Я даже не обернулся – мало ли их смеётся весной на берегу Олы-су?!

– Порох ты приволок, парень, – громко повторил я, всеми силами желая понравиться Дамиру. – Сухие, как пальцы шурале! Пароход будет дымить до самой Волги!

Он наконец заметил меня.

– Всем нос утру! Всем! – воскликнул он радостно.

Это желание – утереть нос всем – было и у меня, только случая не подворачивалось.

Мы дружно начали ломать жерди. Как же это раньше я не замечал его? Парень что надо. Вон как аккуратно, словно заправский печник кирпичи, складывает он полешки!

– Лови льдину, – приказал он, когда наш костёр был сложен.

Сколько я ни закидывал багор, льдину поймать не мог. Вот, кажется, зацепил, а она выворачивается и уплывает. А тут ещё ноги в худых лаптях разъезжаются, скользят на мокром берегу – дважды успел я обжечься ледяной водой.

– Быстрее! – сипло кричит Дамир. – Чего тянешься? Хватай её! – Щёки его пылают, глаза горят жёлтым огнём. – Быстрее!

Ещё раз, со всей силы, закинул я багор, ухватил льдину, но она тоже вывернулась и уплыла. Ко мне подскочил Дамир, нервно выхватил из моих рук багор, острым локтем отодвинул меня от берега, взмахнул. И поймал!

Льдина большая, целая махина, величиной с арбу. Он тянет её, пыхтит, а она и не шевелится. Откуда, интересно, она такая взялась, где созревала, так и пышет от неё холодом, голубым страшным холодом! Теперь тащим её вдвоём.

– Не спеши, – цедит Дамир. – Сорвётся.

Наконец подтянули её к берегу, и вдруг… до сих пор не пойму, как это произошло… костёр оказался на льдине, она начала уже удаляться от берега, но… на ней почему-то уплывал и Дамир. Побелел весь, дрожит, губы – синие.

А я