Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

предложив домочадцам, чтобы они прочли ей библейскую Книгу притчей, и, будучи на смертном одре, указав дочери, леди Мэри, где «в черном кошельке в моем кабинете вы найдете достаточно денег», чтобы передать тело земле в Миллерстане в Берикшире. Она была «перевезена из Лондона в Шотландию и на Рождество, 25 декабря, в день, который был ее днем рождения, была упокоена рядом со своим мужем у монумента в Миллерстане. Она была погребена так, как сама просила, будто бы руководила своими собственными похоронами – рядом с родственниками и с людьми, которых хорошо знала, в окружении бывших крестьян»[850]. Стоит помнить, что в сельских округах погребение представителей социальной элиты было не только делом их домочадцев, но и крестьян и арендаторов, проживающих на землях знати. Случай Гризел Юм, демонстрируя некоторую ограниченность количества гостей, свидетельствует о степени влиятельности рода.

Сверхвысокая смертность детей в возрасте до пяти лет приводила к тому, что рождение, всегда являвшееся счастливым случаем, знаменовало одновременно и начало борьбы за жизнь ребенка. Маленькие дети, особенно из семей субарендаторов и бедных крестьян, редко попадали на страницы исторических свидетельств. Регистрация рождений и смертельных случаев теми, кто вел церковные книги, главным образом, псаломщиками, свидетельства надгробных плит, а также немалая стоимость церковных обрядов в раннесовременной церкви способствовали тому, что в источниках отражены рождения, жизни и смерти самых существенных членов округа, а никак не бедняков или их детей. На камне во дворе старой церкви в Аучиндоре засвидетельствовано: «В память о Кэтти Хендерсон, умершей в возрасте трех лет шести месяцев», правда отсутствие даты на камне не позволяет определить время этой смерти, но, судя по окружающим надгробным камням, смерть произошла в конце XVIII-начале XIX вв. Во время составления Старого статического отчета в Аучиндоре, что в Абердиншире, проживало пятьсот семьдесят два жителя, из которых почти половина была моложе тридцати лет, сто четыре были моложе десяти, и относительно немногие находились в возрасте старше, чем шестьдесят лет. Священник, составлявший отчет, отмечал, что в период до 1694 г. на каждый год приходилось больше крещений, чем в последующие десятилетия, с особенным спадом между 1697 и 1702 гг., и затем устойчивое, но более низкое число крещений в течение всего XVIII в.

Эти цифры отражают высокий коэффициент рождаемости, резко сниженный последним большим голодом конца 1690-х гг., в результате чего вырисовывается довольно обоснованная картина демографической структуры этого периода, с большим количеством детей и молодых людей и незначительным числом тех, чей возраст превышал шестьдесят лет, хотя всегда находились и те, кто дожил до солидного восьмидесятилетнего и даже девяностолетнего возраста. В мире, который был в основном сельским, организованным вокруг ферм арендаторов, изучение возрастной структуры позволят нам увидеть, как общество молодых сельскохозяйственных рабочих заключало браки и договоры об аренде, что часто было недоступно поколению их предшественников, и умирало в этих маленьких хозяйствах в конце 1750-1760-х гг[851]. В Эдинбурге в 1722 г. доктор Блэр подсчитал, что приблизительно 20 % населения составляли дети, что примерно соотносимо с цифрами Аучиндора и что является свидетельством определенной тенденции для региона, города, деревни и страны в целом, подверженным регулярным болезням, перебоям с продуктами, погодным катаклизмам[852].

Проблема внебрачных связей в обществе, где за жизнь каждого новорожденного разворачивалась суровая борьба, также является важной темой исследования, способной пролить свет на демографические процессы. Даже не беря в расчет болезни, погодные условия и трудности появления на свет, дети оказывались перед лицом опасностей общества, в котором, несмотря на власть церкви, внебрачные связи были широко распространены. Необычно, но только на короткий период конца 1590-х гг. приходская церковь в Сент-Эндрюсе, «согласно установленному закону», получила возможность полностью устранить посредством режима сурового террора сексуальные проступки среди населения. При нормальных обстоятельствах и там, где механизмы управления были достаточно эффективны, или там, где незаконные рождения игнорировались или не признавались, существовала возможность детоубийства[853]. В Аргайле между 1664 и 1742 гг. шесть внебрачных детей были убиты своими матерями при рождении, а в одном случае бабушкой. В 1679 г. Мэри Макмиллан, дочь фермера арендатора из Ардлариха, обвиненная во внебрачной связи с Дональдом Маконлеа, сыном другого арендатора из тех же мест, тайно на лугу родила ребенка. Она скрывала его под соломенным матрасом в кровати, а «после передала его труп брату, который должен был похоронить младенца»[854]. В 1681 г. Финвал Каннилл была обвинена в том, что родила ребенка от внебрачной связи. Ребенок родился в доме ее отца в Кнокханти «в углу упомянутого дома, где она обычно сидела на мешках с шерстью и кожей, и она спрятала его под дерном». Поскольку случай произошел за четыре года до судебного процесса, не было никаких возможностей доказать это убийство, и женщину признали виновной в «позорном захоронении ее названного ребенка» и приговорили к общественной порке на рынке Кемпбеллтауна[855]. Десять лет спустя в Драмсейне Катарина Интурнор была обвинена в убийстве ребенка своей дочери, прижитого вне брака. Женщину обвиняли в том, что она проделала отверстие в голове ребенка и «совершила таким образом убийство…, но обвиняемая свидетельствовала, что нашла упомянутое отверстие в голове ребенка после того, как акушерка передала ребенка, ловко переложив ответственность на повитуху, что говорит о ее актерских способностях»[856]. Она была признана невиновной, возможно, потому, что члены жюри присяжных не имели веских доказательств в пользу вины ни одной из возможных убийц – матери, бабушки или повитухи.

В 1705 г. Маргарет Кемпбелл, по прозвищу Гуиник, понесла от сына своего землевладельца Джеймса Монтгомри, и, обвиненная, согласно статуту 1690 г., в детоубийстве, была признана виновной и приговорена к повешению. Согласно Отчетам судейского чиновника Аргайла: «она подробно призналась перед [судебной] сессией церкви в убийстве в последний день марта… ребенка упомянутого Джеймса Монтгомери, родившегося после летней связи, что она скрывала весь срок, во всех местах и ото всех, кроме упомянутого Джеймса Монтгомери, которого она бросила как отца ребенка, и также признавала, что ее привезли от упомянутого человека в неясное место в Барнагадде в полном одиночестве в ночное время, и что она похоронила или закопала упомянутого ребенка в том же самом месте, завернув его в небольшое льняное покрывало и покрыв могилу веткой и камнем»[857].

Из-за того, что Кемпбелл никогда не допускал возможности убийства ребенка, она блуждала по Аргайлу, оставив своего землевладельца, останавливаясь в Килбери, Лекари, Даунане и, наконец, в Барнагадде, где ее беременность была уже заметна. В ответ на вопросы женщин в каждом доме или деревне, куда она заходила, женщина отрицала свою беременность и