Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

для Сталина, в которой вновь поднял эту тему. «В переговорах с Барту… мы добивались распространения гарантий пакта и на Балтийские страны, указывая, что оккупация Германией этих стран была бы началом наступления на СССР, что мы не можем ждать, пока германские армии перейдут наши границы и что поэтому Франция должна оказать нам помощь немедленно по переходе германских военных сил своей восточной границы». Франция не согласилась на такое положение в договоре, но Литвинов настаивал; Барту дважды поднимал вопрос в Совете министров и дважды получал отказ. «Я заявил Барту, — добавил Литвинов, — что меня это решение не удовлетворяет и что от требования касательно Балтийских стран я не отказываюсь, и Барту соглашался в нужный момент еще раз обсудить этот вопрос».

Было ясно, что Литвинов воспринимал Прибалтийский регион как слабое место в советской обороне перед лицом вероятной нацистской агрессии. Британские идеи «компромиссного» многостороннего пакта о ненападении и необязывающие «консультации» не снимали озабоченности СССР. Литвинов отмечал:

«Должен, однако, оговориться, что я отнюдь не уверен, что даже компромиссное предложение окажется приемлемым для Германии. Но как при компромиссе, так и при первоначальной форме пактов, о которой договорились с Барту, незащищенными остаются ПриБалтийские страны, ибо если даже мы и захотели бы прийти на помощь этим странам, то при дальнейшем развитии военных операций и наступлении Германии на наши границы, мы уже лишились бы и французской помощи, поскольку мы сами первые начали бы войну с Германией для защиты Прибалтики. В этой области нам предстоит очевидно большой спор с Францией и Англией»[914].

Литвинов в этом вопросе был непреклонен. Он привлек к нему внимание Потемкина примерно в тех формулировках, что содержались в докладе Сталину. В случае германской угрозы «мы должны равнодушно смотреть на оккупацию Прибалтики и ждать перехода германской армией нашей границы, для того чтобы вступила в действие гарантия Франции»[915].

Литвинов хотел составить проекты текстов Восточного пакта на тот маловероятный случай, если на него согласится Германия, а на случай ее несогласия — пакта о взаимопомощи с Францией[916]. Ведь Гитлер открыто оставил Францию и Великобританию с носом. Когда на переговоры прибыл французский посол, Литвинов держался с нарочитым спокойствием. Советское правительство — подписант Версальского договора, пожал он плечами в ответ на вопрос Альфана: что ж, посмотрим, как поступит Франция. Посол не попался на удочку и ушел от прямого ответа. Литвинов съязвил: британская тактика, которую поддерживает Франция, послужила стимулом для германской агрессивности. Согласно отчету Альфана об этой встрече, Литвинов предложил британцам отменить предстоящий визит Саймона в Берлин[917]. И это тоже прозвучало не без издевки.

Отсутствие доверия

События развивались быстро. Разлетелась новость, что Саймон в конце концов все же поедет в Берлин. «М. М. [Литвинов] страшно раздражен, — писал Майский. — Считает ее [британскую ноту о визите Саймона в Берлин. — М. К.] полной капитуляцией перед Германией». То же Литвинов говорил и Альфану[918]. Между будущими и нынешними союзниками так доверия не выстроить. Выражаясь словами самого Литвинова, Великобритания была похожа на снисходительного отца, который отчитывает провинившегося сына. «Что же касается Франции, то, взятая на буксир обещанием воздушной конвенции, она от Англии не оторвется и не уступит ей в снисходительности Германии. Можно опасаться, что последний решительный шаг Гитлера окончательно запутает Лаваля и побудит его к еще большим уступкам». Литвинов отзывался об англичанах с презрением: «Мы знаем из разных, весьма достоверных источников, что Англия примирилась с возможностью советско-французского гарантийного пакта. Она, однако, от этого откажется, вероятно, как только осведомится об отрицательном отношении к этому Гитлера»[919]. И все же Литвинов был вынужден лавировать: Майский и Ванситтарт завершали приготовления к визиту Идена в Москву.

Кстати, насчет французов Литвинов оказался прав: по крайней мере о том же свидетельствует переписка Лаваля с Корбеном, французским послом в Лондоне. Услышав о германском заявлении 16 марта, он буквально вспыхнул, но потом успокоился и отступил. Он собщил в своей телеграмме, отправленной в Лондон и Рим (но не в Москву), что в британской ноте содержится «глубочайшее разочарование» в Париже, но высказывается «всяческое удовлетворение» Гитлеру. Лаваль отметил, что необходимо «единство действий» между Францией, Великобританией и Италией: «Любые обвинения бессмысленны». В своей телеграмме Лаваль вообще не упоминает СССР[920]. Возможно, это по Фрейду: действительно, а значил ли СССР для него вообще что-нибудь?

Потемкину оставалось лишь обращаться с Лавалем осторожно, не давить, а лишь ненавязчиво подталкивать. Идею Лаваля приехать в Москву, впервые вынесенную на обсуждение в конце февраля, Потемкин не воспринял серьезно: подождем, посмотрим, что Лаваль на самом деле задумал. Так и было: сегодня Потемкин сомневался в намерениях Лаваля, а на следующий день ему приходила мысль о том, что все-таки его удастся уговорить. Кроме того, у Лаваля были и свои проблемы. «Лаваль неоднократно жаловался мне на отношение к нему компартии и социалистов, причем давал понять, что был бы признателен нам, если бы мы оказали содействие прекращению этой кампании и даже моральной поддержке как государственного деятеля, работающего в пользу франко-советского сближения». Звучало в точности как просьба Ванситтарта Майскому помочь с лейбористами. Читатели помнят, что Лаваль собирался переизбираться в Сенат в октябре 1935 года. Если он проиграет, то — по крайней мере на какое-то время — ему придется прервать политическую деятельность. Если бы он мог рассчитывать на поддержку фронта социалистов и коммунистов, это гарантировало бы ему переизбрание и сохранение министерского поста. «Наши друзья из Единого фронта [коалиции французских Социалистической и Коммунистической партий. — М. К.] утверждают, что им ничего не стоило бы оказать Лавалю упомянутую поддержку, если бы мы признали это полезным для франко-советского сближения». Потемкин сообщал, что как раз по этому вопросу с ним приходил беседовать известный французский коммунист Жак Садуль. «Я воздержался пока от ответа, чтобы поставить вопрос перед Вами, — писал Потемкин Крестинскому. — Мое мнение таково, что проект Садуля можно было бы осуществить лишь при том условии, чтобы Лаваль или обязался честным словом осуществить Восточный пакт, или, что еще лучше, реализовал бы его раньше сенатских выборов». Читателю, вероятно, непросто представить, как этот пройдоха Лаваль всерьез кому-то что-то обещает. «Разумеется, разговоры с ним по этому поводу должны были бы вести его прежние друзья — нынешние члены Единого фронта. Нам самим нужно было бы держаться в стороне от такого соглашения. Сообщаю Вам об этом плане и прошу меня уведомить, как Вы к нему относитесь»[921].

Читателю будет интересно, как на запрос