Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

так и Малой и Балканской Антант, а также производят неблагоприятное впечатление на нашу общественность»[933]. Литвинов также давал понять Потемкину, что Польшу он все еще не исключает из рассмотрения. «Если есть малейший шанс участия Польши в пакте взаимной помощи, то мы не должны упускать его». Советское правительство, добавил Литвинов, намерено исключить из определения взаимопомощи проход Красной армии через польскую территорию — эта масштабная уступка была призвана успокоить польскую сторону[934].

К несчастью (хотя и вполне предсказуемому), тот факт, что Москва держала для Польши дверь открытой, никак не заинтересовал Бека. В Москву и обратно Иден ехал через Польшу, встречался с Беком и спрашивал того, будет ли Польша участвовать в многостороннем пакте взаимопомощи. Бек дважды ответил утвердительно. Давтян, узнав при встрече от Идена о сказанном Беком, был настроен скептически. Давтян заметил, что если Бек сказал «да», это вовсе не обязательно означает «да». Он мог ответить утвердительно, чтобы не расстраивать Францию, зная прекрасно, что Гитлер ответит категорическим «нет». Сам Бек неоднократно говорил, что Польша не будет присоединяться к соглашениям, которые могут быть обращены против Германии[935]. Литвинов услышал несколько иную версию этого бековского согласия: Польша ни при каких обстоятельствах не будет участвовать в Восточном пакте без Германии. Теперь на смену региональным пактам предлагалось некое общеевропейское соглашение. В сущности, бесполезная инициатива, пыль в глаза. Литвинов написал в Прагу Александровскому, чтобы предупредить Бенеша. Он также переслал советскому полпреду утверждения некоего неназванного польского дипломата о том, что Польша не будет возражать против захвата Германией Австрии и даже Мемеля. Советские разведслужбы также получили подобную информацию. Польша не соглашалась на формулу неделимого мира. В Варшаве считали, что если Германия аннексирует Австрию, то либо война будет локальной, либо военного сопротивления не будет вовсе, либо за оружие возьмутся только итальянцы. Источник подтвердил, что Польша противодействует Восточному пакту, особенно из-за обид на Чехословакию времен Польско-советской войны 1920 года, когда чехословаки сорвали плебисцит в Тешинской Силезии[936]. Согласно тому, что слышал Бенеш от Идена, также посетившего Прагу, Бек категорически отвергал принцип взаимопомощи. Это не должно никого удивлять, ведь такой была польская позиция по Восточному пакту изначально. Бенеш сообщил Идену, что любые изменения в плане Восточного пакта будут расцениваться как капитуляция[937].

Невероятно, но Политбюро, а в итоге и сам Сталин все еще надеялись заманить Польшу и Германию в пакт, обспечивающий коллективную безопасность. Как объяснял Литвинов Потемкину, «с самого начала мы считали Восточный региональный пакт полноценным лишь в случае участия в нем Германии, и в особенности Польши. Чтобы добиться этой цели, мы предприняли некоторое наступление, заявляя, что в случае отказа Германии и Польши примкнуть к пакту он будет заключен без них. Это делалось с целью воздействия на Германию и Польшу, чтобы склонить их к участию в пакте (с той же целью мы, как Вы помните, добивались от Лаваля твердых заявлений этого рода)». Советская сторона блефовала, и это не подействовало. Германия и Польша отказались присоединиться к пакту. Теперь, по словам Литвинова, ситуация изменилась. Германия распускала слухи о том, что «будто бы их отказ отвечает нашим желаниям, ибо мы будто бы стремимся к пактам без Германии и против нее». Дабы противодействовать этим слухам, советское правительство решило настаивать на включении в пакт Германии и Польши. Затем Литвинов добавил к формулировке ключевой момент: «К этому надо добавить, что некоторые товарищи у нас все еще не совсем утратили надежду на изменение позиции как Польши, так даже и Германии». Именно поэтому советское правительство поддержало то, что Лаваль до прибытия в Москву должен совершить остановку в Варшаве. Вероятно, Лаваль мог бы использовать весь свой дар убеждения и уговорить Бека. Данное решение, добавил Литвинов, было принято 3 апреля, до того как стало известно о провале аналогичной попытки Идена. Из сказанного Литвиновым Потемкину подспудно можно сделать вывод, что Сталину удалось несколько умерить пыл и агрессивность Литвинова по отношению к нацистской Германии. Этот вывод подкрепляется наблюдением Мендраса, сделанным годом ранее. Время от времени Сталину приходилось сдерживать Литвинова.

Послушаем, что Литвинов сообщит Потемкину дальше: советская позиция, писал он, стала несколько сложнее: Москва не станет отказываться от пакта, даже, в худшем случае, без участия Польши и Германии. Предпочтительным все еще оставался многосторонний подход, тем более что французская общественность предпочитала именно этот вариант, пусть даже с одной только Чехословакией. Литвинов вернулся к вопросу Балтии. Он все еще пытался заручиться согласием Франции на расширение гарантий Прибалтийским государствам. Попытка Барту получить одобрение Совета министров была неудачной, но правительство сменилось, а с ним, возможно, и позиция по этому вопросу. Литвинов доказывал, что гарантии Прибалтике отвечают французским интересам, так как в случае нападения Германии на Францию СССР сможет предложить «более эффективную» поддержку: иными словами, Красная армия сможет пройти через Прибалтийские государства и атаковать Германию. Литвинов также настаивал на том, чтобы помощь в случае агрессии была оказана немедленно. Учитывая все эти обстоятельства, Советский Союз мог себе позволить немного подождать. «В общем здесь нет склонности слишком форсировать переговоры с Францией, — замечал Литвинов, — отсюда откладывание переговоров до моей встречи с Лавалем в Женеве». Литвинов оценивал положение дел так:

«Довооружение Германии во всех областях превзошло все ожидания. Не подлежит ни малейшему сомнению, что уже теперь или в ближайшее время Германия будет иметь по сухопутной армии численное превосходство над Францией. Догонит и перегонит она Францию очень скоро и по военной авиации. Франция, таким образом, теряет положение самого могущественного военного государства в Европе. Потенциал войны, как в отношении людского материала, так и военной промышленности во много раз выше у Германии, чем у Франции. Обнаружена полная солидарность Польши с Германией, следовательно, рассчитывать на эффективность союза с Польшей Франция не может. Малая Антанта большой силы не представляет вообще, а к тому же не может быть у Франции уверенности в том, что ей удастся удержать в своей орбите Румынию и Югославию, для которых укрепившаяся Германия может стать притягательной силой».

С анализом слабых мест французов, представленным Литвиновым, трудно спорить. Литвинов говорил о французской дилемме: «Либо пойти на союз с Германией и в качестве слабейшего партнера играть второстепенную роль, и признать таким образом гегемонию Германии в Европе, утратив всех своих друзей и союзников, либо же искать опоры в укреплении связей с Малой Антантой и соглашении с нами. Не сомневаюсь, что во Франции найдется немало сторонников первой части дилеммы, но здравый смысл, вероятно, подскажет Франции иной выход.