Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

Потемкина ответили Крестинский или Литвинов. К сожалению, ответ НКИД, если таковой существовал, найти не представляется возможным. То, что Потемкин не доверял Лавалю, это мягко сказано. Лаваль затянул переговоры о Восточном пакте, подумывал о компромиссах и соглашении с Германией, пытался отговорить Саймона от поездки в Москву. Он был мастер ходить извилистыми тропами, предпочитал слабые решения сильным и хотел договориться с гитлеровской Германией.

В Москве тем временем Сталин получил доклад НКИД, основанный, как было указано, «на документальном материале французского МИД». Это означало, что документ перехвачен разведкой. История была что надо. «Иден прибыл в Париж с миссией получить от Франции полномочия на то, чтобы договориться с Гитлером о возвращении Германии в Лигу Наций, а также о базе будущей конвенции по ограничению вооружений». В отчете не была указана дата проведения данной встречи, но она состоялась точно до визита Саймона в Берлин. Лаваль на просьбу Идена ответил отказом. Диалог продолжился. Иден сообщил, что Восточный пакт — плохое прикрытие для военного союза, и это подтолкнет Германию на отчаянные шаги. Суть линии Идена состояла в том, чтобы тянуть, тянуть, тянуть время и не совершать действий, которые могут спровоцировать Гитлера. Тянуть с заключением пакта о взаимопомощи с СССР, пока Германия не вернется в Лигу. От британских предложений веяло слабостью. Лаваль ответил: «Франция могла бы подождать еще несколько месяцев, но Малая Антанта и СССР требуют немедленного подписания пакта о взаимной помощи».

Требовал не только Литвинов, но и Титулеску, и Бенеш. По словам Лаваля, он уже пытался переубедить СССР, предложив вариант с конвенциями о консультациях и ненападении. Советская сторона отказалась. Лаваль сообщил Идену, что Франция может оставить идею пакта о взаимопомощи с СССР и Малой Антантой, только если будет заключен официальный англо-французский военный союз. А в Москве Иден хотел убедить советские власти повременить с заключением пакта о взаимопомощи. Правда ли это или у слишком ретивого разведчика разыгралось воображение? На этом доклад не был закончен. В Великобритании были актуальны «предстоящие выборы; стремление руководящих английских политиков идти до возможных пределов уступок для избежания войны и новая тенденция предаться политической игре на противоречиях между СССР и Германией». Высказана и такая мысль: Великобритания хочет, чтобы ее оставили в покое, пока нацистская Германия и СССР разбираются между собой. Затем следует предостережение не придавать этой мысли слишком большое значение. «Германско-советская враждебность вовсе не является неизменным фактором международной политики, на котором можно было бы базировать политику на длительный срок. Похоже даже на то, что в этой враждебности есть известный расчет и что Германия пытается вовлечь Францию в торг, при котором СССР был бы предоставлен Германии». Данная стратегия может выйти боком, если Германия и СССР придут к невыгодному для Франции соглашению. Сталин оставил помету к данному докладу: «Важно. Правдоподобно»[922]. Так или иначе, именно этот сценарий, с небольшими коррективами, и реализуется в 1939 году.

26 марта Лаваль позвонил Потемкину сообщить, что Совет министров одобрил ту самую поездку в Москву, которая прежде не складывалась. Это значило, по мнению Потемкина, что поездки он избежать не может, но поставил цель ограничить свое участие в переговорах общими фразами. И как можно доверять такому собеседнику!.. Франко-советское сближение Лаваль использовал как козырь: до последнего берег и боялся потерять. Конечно, у его желания посетить Москву был еще один мотив — личный, ведь необходимо было заручиться голосами левых в избирательном округе Обервилье. Потемкин писал Крестинскому: «Как известно, Единый фронт занимает в этом округе весьма значительную позицию. Лаваль собирается в паломничество в страну Советов, чтобы вернуться к этим избирателям из Советской Мекки». Он продолжал:

«Лаваль очень верит в наше всемогущество в отношении левого фронта, и ему порой кажется, что нами уже дана директива — поддерживать его кандидатуру, как человека, полезного для сближения СССР с Францией… “Вчера я был на собрании в Обервилье, — говорил он Садулю, — мне кажется, что там уже имеется пароль — не шельмовать Лаваля. Коммунисты и социалисты уже вели себя на собрании очень прилично по отношению ко мне”. Садуль говорит, что не стал уверять Лаваля в противном. Должен отметить, что с нашей стороны мы пока ни одним словом ни обнадежили Лаваля, ни разочаровали в надежде на ожидаемую им поддержку»[923].

Другими словами, Потемкин пытался сказать, что козыри могут быть на руках у двоих. Литвинов явно не заинтересовался. Советское правительство собиралось заключить торговое соглашение с Германией. Иногда в отношениях СССР и Запада переговоры по экономическим вопросам давали старт политическим переговорам. Часто, обижаясь на Францию, Литвинов подумывал о том, чтобы разыграть германский козырь. Но не в этот раз. Он прислал телеграмму Потемкину с указаниями о заключении в Берлине торгового соглашения. Это, отмечал он, будет деловая сделка. Немцы обещали кредиты на лучших условиях, чем другие страны. Понятно, что «никакого политического значения сделке приписывать не следует»[924].

Надзиратель и плут

По мере того, как московский визит Идена подходил к концу, в Париже Лаваль вновь встретился с Потемкиным. Вероятно, Потемкин ощущал себя этаким гражданином Надзирателем, которому, чтобы заставить этого месье Зигзага пошевеливаться, приходилось его травить, шпынять и, в конце концов, умолять. И в итоге в конце марта Лаваль поддался — или сделал вид, что поддался. Он чувствовал давление со стороны левых и, конечно, должен был учитывать мнение избирателей Обервилье. Выборы мэра, если помните, должны были состояться в начале мая. Вероятно, Лаваль полагал, что визит Идена в Москву даст ему хоть немного передохнуть от влияния Лондона. В числе прочих стимулов были зявления Гитлера о формировании люфтваффе и возобновлении воинского призыва. Потемкин встречался с Лавалем едва ли не чаще, чем с Леже и Баржетоном. «Он [Лаваль] заявил, — сообщал Потемкин, — что не имеет еще достаточной информации о берлинских переговорах. Тем не менее, он не считает потерянной надежду привлечь Германию к участию в Восточном пакте». Вероятно, данное сообщение очень разозлило Потемкина. «Мне не стоило большого труда привести Лаваля к признанию того, что оптимизм его не обоснован и что мы подошли вплотную к вопросу о заключении франко-чешско-советского пакта взаимопомощи» Лаваль явно не это хотел слышать. Он начал отпираться, заявил, что многие в Национальной ассамблее ему противодействуют и он чувствует себя будто в осаде среди депутатов и сенаторов, предостерегающих от соглашения с СССР. Потемкин пытался загнать Лаваля в угол, но тот ловко увернулся. Снова гражданин Надзиратель не мог справиться с месье Зигзагом. Лаваль заявил, что не желал бы втягивания