Думские речи. Войны темных сил - Николай Евгеньевич Марков

Мы вошли в церковь. Пономарь, должно быть, забыл налить масла в лампаду алтаря, так как она погасла. Сатана вынул электрический фонарь из кармана, и лучи его, пронизав церковный свод, остановились на дарохранительнице.

– Жалко, – сказал негр, – что нельзя сейчас играть на органе, не рискуя разбудить все население. А мне хотелось бы, чтобы своды эти задрожали от шквала звуков подлинного чарльстона. Но будем осторожны и скромны.

Несколько минут спустя мы вышли из церкви с предосторожностями. Негр, опустошивший ящики ризницы, шел, нагруженный церковными облачениями, а в кармане моей пижамы находились несколько освященных просфор, которые я взял из дарохранительницы. Под мышкой я держал черный, довольно тяжелый ларец, содержащий потир и ковчежец со святыми дарами, предлагаемыми верующим.

Женщина ждала нас в желто-зеленом зале, и пальцы ее перебирали на клавишах тоскливые китайские мотивы. Наглухо запертые в этом доме, стены которого, казалось, жаждали дать пристанище мрачным демоническим авантюрам, мы все трое были готовы ко всякому безумию, ко всякому извращению, ко всякому садизму.

Я поставил потир на камин, сняв предварительно часы, зажег две свечи, которые походили на двух белых монахинь, самоотверженно бодрствующих перед евхаристическим дискосом. Сатана – негр-пианист в смокинге – взял свою гитару и начал с кошачьей гибкостью плясать перед потиром. Незнакомка снова села за клавесин и вдруг взяла под сурдинку несколько аккордов аккомпанемента псалму. Негр запел, и она запела. Я уткнулся лицом в ее платье и превратился в очарованного болванчика…

Долгими ласками и опытными движениями она постепенно вывела меня из магнетического столбняка. С большой простотой она разделась и сняла с себя тонкие ткани из голубого крепдешина, покрывавшего ее наготу…

Безумное желание являлось у меня… И вместе с тем через несколько мгновений она была мне страшна. Ее глаза, казалось, отражали Черное море и кошмары смолистой лавы. Но огни погасли, и только пламя двух свечей наклонилось к потиру, где святые дары казались мистической мумией, забытой в ювелирной раке, круглой, как солнце.

Сатана – негр – надел священные одеяния: стихарь, епитрахиль, ризу из черного бархата – мессы мертвых. С величием и достоинством, которым, конечно, не обладает даже папа в Ватикане во время совершения Святых Таинств, он возложил парчовый покров на… живот женщины, лежавшей на шкуре пантеры.

И черная месса началась. Ни одной живой душе я ее не открою никогда!

После страстных элевзических щекотаний, богохульных молебствий и освящения – люциферианского и распинающего – началось кощунственное причастие, церемония демоническая и похотливая… Это есть причастие в изнасиловании Черной Девы и святых даров… И я проглотил облатку, и губы мои выпили как бы смесь молока и вишневой крови, и я погрузился в эротическую и пантеистическую нирвану, во время которой мое лицо сливалось с телом Черной Девы…

Все было опять возвращено в полном порядке в ризницу. Никогда и никто не догадался о ночном шабаше, который происходил в Пломбьере под крышей этого дома».

Жан Жанбах – сатанист, и его описание черной мессы отдает пристрастием и поэтизированием учиненных им вместе с этим ужасным «негром» пакостей. Но вот и другое, более объективное свидетельство, данное не участником, а наблюдателем дьявольской оргии, гностиком Жеаном Сильвиусом; это свидетельство помещено в ранее упомянутой книге его «Черные мессы» (Paris, 1929. – P. 99).

Ж. Сильвиус описывает, как его ментор и неизменный путеводитель по всем кругам сатанинского ада, маг гностиков

Валентин привел в капище сатанистов в Париже: «Капелла, освещенная только маленькой люстрой у потолка, была темна… Алтарь в глубине походил на католический, но он был увенчан громадным идолом, окруженным подсвечниками с бурыми восковыми свечами. Я узнал Бафомета, который есть символическое изображение дьявола и который, говорят, был боготворен тамплиерами.

Он был действительно отвратителен. Вроде козла, на морщинистой голове торчат два огромных рога, а среди лба пятиконечная звезда. Вся верхняя часть тела женская, с толстыми грудями и розовыми сосками; правая рука согнута вверх, а левая, наоборот, протянута вниз. Живот покрыт зеленой чешуей, а между мохнатых ног с козлиными копытами висит крест с цветущей розой. Наконец, у идола два распростертых крыла из зеленых перьев» (с. 101).

На соборе Сен-Сюльпис пробило половину десятого. Брашон (епископ сатанистов) появился в предшествии женщины, покрытой черным покрывалом, двух мальчиков из хора в красных сутанах и диакона, одетого в далматик.

«Брашон был в широкой черной ризе с большой, вышитой серебром козлиной головой; под ризой было голое тело; на ногах были натянуты лиловые чулки, притянутые к бедрам подвязками на застежках. На голове его была красная митра с вышитой золотом пятиконечной звездой; в середине звезды находился опрокинутый крест (с. 102)… В то время как мальчики-певцы зажигали свечи, женщина сбросила свое покрывало и появилась нагая. Она взошла на алтарь, легла на спину, раздвинув ноги; диакон поставил между ее ног чашу» (с. 103)… Далее идет описание мерзкого кощунственного сата-нослужения, закончившегося неистовой в своем бесстыдстве и любострастии свальной оргией.

«Температура капеллы стала нестерпимой, – заканчивает автор – свидетель этого дьявольского богослужения, – и смрадный дух пошел от этих свалявшихся тел. У меня закружилась голова, мне стало дурно…

– Уедем, – сказал я Валентину» (с. 108).

Вот он, настоящий, неприкрашенный сатанизм! Даже искушенный в мерзостях дьявольских культов гностик не выдержал всей этой «мистической» гадости, и его стошнило.

Гностика стошнило, а сколько светски воспитанных женщин, даже молодых девушек, образованных и умственно развитых мужчин тем не менее бегают на подобные собрания, участвуют в этих отвратительных оргиях и с наслаждением закабаляют свой дух и свое тело гнусным служителям сатанинского культа.

«Коготок увяз – всей птичке пропасть», – говорит древняя народная мудрость. Начинается с забавного ученичества в ложе «доброго» английского масонства и белых передничков добродетельных братьев-масонов, а кончается смрадным духом, исходящим из груды свалявшихся в любострастии скотских тел.

Я отнюдь не собираюсь утверждать, что все масоны кончают сатанизмом и свальными оргиями. Подавляющее большинство масонского народа, вернее, масонского стада до конца дней своих пребывает в неведении сатанинской природы их секты и ничего не знает о культе сатаны и о черных мессах. Сатанинский культ есть удел масонов, достигших высших степеней посвящения, познавших зло в первоисточнике и всецело отдавшихся его служению, подобно древним тамплиерам. Это своего рода монахи, принявшие схиму сатанизма. Настоящие, христианские схимники, совершенствуясь на пути веры, добра и благочестия, достигают недоступного рядовому христианину дара чудесных видений и чудесного предвидения, так сказать, приближаются к сфере Божественной. Так и обратно: подвижники сатаны, совершенствуясь в служении