Русский иностранец Владимир Даль - Евгений Николаевич Никитин

года. В. И. Даль – студент Дерптского университета. Его однокашник Н. М. Языков на рождественские каникулы поехал в Петербург и задержался там из-за болезни. 22 января он написал брату Петру из столицы:

«Думаем, что и в вашу глушь дошел слух о треволнении 14 декабря прошлого 1825 года. Татаринов расскажет вам многое… мы же, со своей стороны, ограничимся двумя пунктами. 1. Степан Семёнов привезен сюда яко арестант и содержится в крепости за связи с Трубецким и пр. <…> 2. Да и Очкины оба, наши приятели, чуть было не пострадали задами. Их хватали за знакомство с одним из участников в деле 14 декабря, заставили переночевать у квартального, возили по всем полицейским инстанциям, наконец допросили во дворце – и отпустили: ибо в их бумагах и словах, кроме вздора, ничего не нашли <…> Я оставался здесь, так сказать, за болезнию (горло болело), но теперь всё исправляется, и скоро, встрепенувшись, помчусь в Дерпт».

В. И. Даль

Действительно, братья Очкины, Амплий и Пётр, арестованы были по ошибке. Степан Семёнов – член Союза благоденствия, как и Сергей Трубецкой, в отличие от него, осужденный по первому разряду на вечную каторгу (заменена потом 20 годами), отделался очень легко: был отправлен на службу в Сибирь.

Что послужило предлогом к возмущению? 19 ноября 1825 года в Таганроге безвременно, в возрасте всего лишь 47 лет, скончался Александр I. На престол должен был взойти следующий по старшинству сын Павла I – Константин. Но он, человек слабовольный, не желающий брать на себя никакой ответственности, от престола отказался. В таких условиях императором стал Николай Павлович. Бунтовщики (их сегодня называют декабристами) решили воспользоваться сумятицей междуцарствия и вывели солдат на Сенатскую площадь, чтобы не позволить сенаторам дать присягу новому императору – Николаю I.

В это время находившийся в ссылке А. С. Пушкин, узнав о смерти Александра I, решил ехать в столицу. Поэт от имени своей соседки, владелицы Тригорского Прасковьи Александровны Осиповой, написал билет-подорожную:

Билет

Сей дан села Тригорского людям: Алексею Хохлову росту 2 арш<ин> 4 вер<шка>, волосы темнорусыя, глаза голубыя, бороду бреет, лет 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар<шина> 3 ½ в<ершка>, волосы светлорусыя, брови густыя, глазом крив, ряб, лет 45, в удостоверение, что они точно посланы от меня в С. Петербург по собственным моим надобностям и потому прошу Господ командующих на заставах чинить им свободный пропуск. Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское в Опочевском уезде.

Статская советница Прасковья Осипова

В документе только подпись: «Статская советница Прасковья Осипова» – рукой П. А. Осиповой. Остальной текст – рукой А. С. Пушкина.

Под именем Алексея Хохлова во время поездки в Петербург должен был скрываться ссыльный А. С. Пушкин, не имевший права покидать Михайловское. Поездка окончилась неудачей. О том, что случилось в пути, позднее (со слов А. С. Пушкина) рассказал В. И. Даль:

«Пушкин жил в 1825 году в псковской деревне, и ему запрещено было из нее выезжать. Вдруг доходят до него темные и несвязные слухи о кончине императора, потом об отречении от престола цесаревича; подобные события проникают молнием сердца каждого, и мудрено ли, что в смятении и волнении чувств участие и любопытство деревенского жителя неподалеку от столицы возросло до неодолимой степени? Пушкин хотел узнать положительно, сколько правды в носящихся разнородных слухах, что делается у нас и что будет; он вдруг решился выехать тайно из деревни, рассчитав время так, чтобы приехать в Петербург поздно вечером и потом через сутки же возвратиться. Поехали; на самых выездах была уже не помню какая-то дурная примета, замеченная дядькою, который исполнял приказания барина своего на этот раз очень неохотно. Отъехав немного от села, Пушкин стал уже раскаиваться в предприятии этом, но ему совестно было от него отказаться, казалось малодушным. Вдруг дядька указывает с отчаянным возгласом на зайца, который перебежал впереди коляски дорогу; Пушкин с большим удовольствием уступил убедительным просьбам дядьки, сказав, что кроме того позабыл что-то нужное дома, и воротился. На другой день никто уже не говорил о поездке в Питер, всё осталось по старому».

Вернемся в Дерпт. В феврале 1825 года из столицы приехал Н. М. Языков. Со своими однокашниками, с И. Ф. Мойером и его окружением поэт делится впечатлениями от того, что узнал и увидел в Петербурге.

Для расследования дела о «возмущении» 17 декабря 1825 года был создан Следственный комитет. 29 мая 1826 года его преобразовали в Следственную комиссию. Затем высочайшим Манифестом от 1 июня 1826 года был учрежден Верховный уголовный суд. Ему было поручено определить судьбу бунтовщиков. Через месяц было принято решение. Все подсудимые были разделены на 11 разрядов, а «особо опасные преступники» выделены отдельно ото всех. Их оказалось пять человек: Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, Пётр Григорьевич Каховский, Сергей Иванович Муравьёв-Апостол, Павел Иванович Пестель и Кондратий Фёдорович Рылеев. Они были приговорены судом к смертной казни четвертованием. 11 июля 1826 года государь император Николай I проявил «милость» – заменил четвертование повешением. Через день, 13 июля, все пятеро были казнены на кронверке Петропавловской крепости.

За происходящим в Петербурге внимательно наблюдали в Дерпте. Когда до Лифляндии дошла весть о казни декабристов, Н. М. Языков, потрясенный смертью друга-поэта, пишет стихотворение:

Не вы ль убранство наших дней,

Свободы искры огневые, —

Рылеев умер, как злодей! —

О, вспомяни о нем, Россия,

Когда восстанешь от цепей

И силы двинешь громовые

На самовластие царей!

Наш герой, наверняка, слышал эти стихи в исполнении автора. Но, думается, от оценки воздержался. Печальный жизненный опыт дал о себе знать.

Студенты Дерптского университета размышляли не только о политических событиях. Стихотворцы, хоть и разного масштаба, Н. М. Языков и В. И. Даль следили, не могли этого не делать, за творчеством А. С. Пушкина. До Дерпта дошла рукопись еще не опубликованной трагедии «Борис Годунов». Она выйдет в свет лишь в декабре 1830 года (с изъятием сцены «Девичье поле. Новодевичий монастырь»; примечательно, что эта сцена впервые напечатана в конце 1833 года в Дерпте – в журнале «Dorpater Jahrbücher für Litteratur, Statistik und Kunst», на двух языках – русском и немецком, в переводе Е. Ф. Розена).

Первое выступление в печати

Но была и просто жизнь молодых людей, студентов Дерптского университета. После учебы они были не прочь весело