Скрытая перспектива - Роберт Капа

и клопов, и уснул, не желая смотреть никакие сны. Но я все-таки увидел сон. В нем были красные и зеленые всполохи в темном небе, раскаленные пули, разрывающиеся бомбы… полный набор фантастических видений. Я перевернулся на другой бок.

Проснувшись утром, я обнаружил, что надо мной нет палатки. Ночью лагерь бомбили. Взрывной волной унесло все палатки, но никто не пострадал. На меня смотрели с завистью и восхищением: во время ночного налета я даже не пошевелился. Эпизод на минном поле был забыт и прощен.

* * *

Билл Лэнг из «Time» и американский военкор Эрни Пайл взяли меня в свой джип. Оба были ветеранами североафриканской кампании. Они пообещали найти ровно столько войны, сколько мне потребуется для хорошего самочувствия и хороших фотографий. На сей раз путь оказался короче, а дорога – значительно лучше. Мы ехали в Эль-Гуэттар, где 1-я пехотная дивизия сдерживала основной удар немецкой контратаки.

Войны нашлось немало еще до того, как мы добрались до фронта. Немецкие самолеты постоянно обстреливали дорогу, так что каждые несколько минут нам приходилось останавливать джип и прыгать под откос.

ЭЛЬ-ГУЭТТАР, ТУНИС, 23 марта 1943 года. В этот день американские войска под командованием генерала Джорджа С. Паттона вступили в крупную битву с участием танков и пехоты, в результате которой американская армия одержала первую решающую победу над немцами.

Скучно, скажем прямо, не было, но я не сделал ни одной фотографии.

Биллу и Эрни надо было в штаб дивизии, а мне не терпелось начать снимать, поэтому дальше я отправился пешком. Мои спутники сказали, чтобы я шел прямо, пересек два маленьких джебеля (так арабы называют свои холмы) и спрятался в вади (это арабская долина). «Спросишь у любого встречного, где тут война, – успокоили они меня, – небось не пропустишь».

Я нашел и джебели, и вади. 16-й пехотный полк занял хорошую позицию – солдаты писали письма и читали книжки в глубоких окопах. Я поинтересовался у них, где тут найти войну. Они показали на следующий джебель. Как только я попадал в вади, мне показывали на джебель, а с каждого джебеля отправляли в вади.

Наконец на вершине самого последнего и самого высокого холма я обнаружил около пятидесяти солдат, предававшихся безделью и разогревавших банки с консервами из своих пайков. И ни капли энтузиазма на лицах. Я подошел к лейтенанту и спросил, где тут стреляют. «Сложно сказать, – ответил он. – Но мой взвод продвинулся дальше всех вглубь фронта».

В утешение он протянул мне банку консервов из боевого пайка. Я уже готов был вгрызться в отвратительного вида тушенку, как надо мной просвистел снаряд. Я распластался по земле, изрядно заляпавшись мясом и фасолью. Ну ладно, снаряд действительно был немецкий, но упал он в нескольких сотнях ярдов от нас. Когда я поднял голову, лейтенант смотрел на меня сверху вниз. При звуке летящего снаряда он даже не пошевелился. Он был очень доволен собой. Я робко поднялся, стряхнул с себя фасоль и сказал, что, на мой взгляд, эта война напоминает стареющую актрису: она становится все более опасной и все менее фотогеничной.

Заслышав свист следующего снаряда, лейтенант все-таки пригнулся. Немцы разошлись не на шутку. Сперва они побрили наш холм своей артиллерией, потом прямо к подножию нашего джебеля подошли пятьдесят танков и два пехотных полка. Мы выдвинули противотанковые самоходки и начали бить по немцам, находившимся в зоне прямой видимости.

Места на наших трибунах заняли три генерала, пожелавшие лично поддержать команду: Паттон, командовавший 2-м корпусом, а также Терри Аллен и Тедди Рузвельт, стоявшие во главе 1-го дивизиона. После каждого попадания по немецкому танку из-под шлема Паттона, украшенного тремя звездами, доносилось довольное урчание; Терри Аллен хватался за рацию и выкрикивал приказы; Тедди Рузвельт со счастливым видом крутил свою трость.

К концу дня немцы отступили, оставив на поле боя 24 выгоревших танка и очень много очень мертвых солдат.

Я сфотографировал все, что мог: пыль, дым и генералов. Но ни на одном снимке не было напряжения и драмы боя, хотя все это я ощущал и видел.

* * *

Наше наступление в направлении моря и Туниса захлебнулось, однако нам все же удалось удержаться на занятых позициях. Мы не отошли назад и не сдали Гафсу. Первый дивизион три недели дрался с врагом на джебелях в Эль-Гуэттаре, а я ежедневно снимал одно и то же: пыль, дым и смерть.

После захода солнца мы возвращались в пресс-лагерь. Корреспонденты печатали свои статьи, я отправлял фотографии. События минувшего дня никто не обсуждал. Мы пили алжирское вино и болтали о «девушках, которые нас ждут». У каждого была самая удивительная и прекрасная женщина на свете. В доказательство этого по ходу рассказа из кармана вытаскивалась размытая, выцветшая фотография, на которой ничего нельзя было разобрать.

А я просто сказал, что у моей девушки розовые волосы.

Все эти потрепанные зануды, которые только что невозмутимо слушали восторженные басни об оставшейся дома выцветшей красотке, дружно разразились омерзительным хохотом. «Девушек с розовыми волосами не бывает!» – заявили они, а потом добавили, что правила хорошего тона предписывают врать с чувством собственного достоинства про блондинок, брюнеток и рыжих – как делают все остальные. У меня не было фотографии, чтобы подтвердить мои слова.

Однако спустя несколько дней посыльный доставил нам из Алжира почту, и там была коробка для меня. В ней, завернутая в салфетки, лежала английская кукла. Кукла с розовыми волосами. Существование моей девушки больше никто не ставил под сомнение.

* * *

Изо дня в день я ползал по одним и тем же джебелям вокруг Эль-Гуэттара и снимал одни и те же картинки. Это было бесполезным, опасным и однообразным занятием. Поэтому, получив предложение полетать на самолете и продолжить обучение игре в покер, я с радостью согласился – все интересней, чем карабкаться по горам. Звал меня старый знакомый – лейтенант Бишоп. Он написал, что его 301-я группа бомбардировщиков переброшена в Северную Африку и что ему разрешили брать с собой на любые задания военных корреспондентов.

«Летающие крепости» за это время поистрепались, на мундирах пилотов появилось много орденских лент, только покер остался таким же, как был. Да и я не изменился – в первый же вечер продулся в пух и прах.

Наутро нас отправили на задание. Целью были немецкие корабли, сосредоточенные в порту Бизерты. Я полетел с лейтенантом Джеем: накануне он сорвал большой куш, и я рассчитывал, что он захочет сберечь свой выигрыш