Скрытая перспектива - Роберт Капа

В аэропорту надо было оказаться в 6:30. Я заверил Пинки, что скоро вернусь.

«Да уж, было бы неплохо».

Я поинтересовался, что она будет делать вечером, после того как я улечу.

«Ты, мерзкий венгерский болван! Я буду обедать с офицером, который устроил тебе перелет, чтобы я была свободна этим вечером!»

Она весело поцеловала меня и убежала.

Сидя в темном самолете, уносящем меня из Англии в Северную Африку, я был абсолютно уверен в своей любви к Пинки. Теперь я знал ее имя и адрес. У меня даже была ее фотография.

VI

Белый город Алжир с высоты казался еще более белым, а синяя гавань выглядела черной, она была забита судами всех мыслимых типов и размеров.

В отделе по связям с общественностью при штабе Эйзенхауэра я обнаружил пустынную комнату для журналистов: привычная толпа газетчиков куда-то испарилась, не было видно и офицеров пресс-службы. Я попытался выяснить, в чем дело, но дежурные сержанты ничего внятного ответить не смогли. Они лишь сообщили, что офицеры пресс-службы находятся в полевом штабе Эйзенхауэра. Я попросил соединить меня по телефону. Мне сказали, что это невозможно, так как пресс-служба уже сутки как закрыта.

Выводы было сделать нетрудно: боевые действия должны начаться с минуты на минуту, гораздо раньше, чем я ожидал. Я опоздал. Я пропустил момент начала операции, а значит, не сделаю сенсационные кадры и останусь без работы. Известие о том, что я уволен, настигнет военных, когда я буду здесь, в Алжире. Все хлопоты были напрасны. Разница лишь в том, что домой меня отправят не из Лондона, а отсюда.

Я бродил по пресс-службе, отчаянно надеясь, что меня, как обычно, спасет чудо. И оно свершилось, когда я зашел в уборную. Там я встретил своего коллегу, военного фотографа, в прескверном состоянии. Он страдал от «солдатки» – поноса, вызванного боевым пайком, – и так часто бегал в туалет, что не мог никуда поехать. Он рассказал, что тренировался несколько месяцев, чтобы прыгнуть с парашютом вместе с десантной дивизией во время ее первого крупного боевого задания. Его послали снимать Сицилийскую операцию, но он заболел, и в последний момент ему пришлось вернуться.

Настроен он был весьма философски. Он не особенно любил прыгать с парашютом. Я понял, что это мой шанс одной диареей убить двух зайцев. Я спросил, смогу ли я подменить его. Он отправил запрос в штаб десантников, за мной прислали самолет, и я полетел на импровизированный аэродром близ Каируана, посреди тунисской пустыни. Там стояли сотни транспортных самолетов и планеров, готовых взлететь в любой момент.

Меня отвели в палатку для прессы. Там я обнаружил своего лондонского знакомого – капитана Криса Скотта. Он стал офицером пресс-службы 9-го транспортно-десантного авиационного подразделения. Я рассказал, что со мной произошло.

«И что, ты по-прежнему враждебный иностранец и по-прежнему бегаешь за девушками с розовыми волосами?» Я показал фотографию Пинки. Он долго смотрел на нее, потом сказал: «Очень печально, что тебя убьют во время этой операции. Мне придется лететь в Лондон и расстраивать девушку с розовыми волосами. Но для тебя, Капа, я это сделаю».

Он представил меня командующему 82-й воздушно-десантной дивизией генерал-майору Риджвею. Тот был весьма приветлив.

«Если ты хочешь прыгнуть с парашютом и снять мою дивизию в бою, то мне все равно, кто ты по национальности – венгр, китаец или еще кто. Тебе раньше доводилось прыгать?»

«Нет, сэр».

«Ну, это не самое естественное занятие, но ничего сложного».

Когда мы вернулись в палатку, Крис ввел меня в курс дела. Пунктом назначения была Сицилия. За шесть часов до высадки морского десанта туда перебросят нашу дивизию. Воздушное десантирование назначено на час ночи, а баржи подойдут к берегу на рассвете.

У Криса появилась идея. Он предложил мне занять место в самолете, который полетит впереди остальных, и сфотографировать летящих парашютистов. Самому при этом выпрыгивать не надо – обратно я смогу вернуться на том же самолете. Если мне удастся снять первого выпрыгивающего парашютиста, то у меня будет фотография первого американского солдата, ступившего на сицилийскую землю. Мой самолет вернется в три часа ночи. Мы проявим пленку и отправим в Америку радиограмму. Фотографии придут туда раньше, чем новость о начале операции! Мои снимки появятся на первых полосах газет.

Мне нравились все детали этого плана. Скотт становился мне все более и более симпатичен.

Вскоре нас позвали на инструктаж. Пилотам и офицерам-парашютистам описали все фазы предстоящей операции. Нам сказали, что в пункте назначения нас могут встретить зенитным огнем – там много немцев. «Тут-то каждый и вспомнит о душе». Убедившись, что каждый понял свою задачу, нас отвезли к самолетам.

Крис попрощался со мной и сказал, что будет ждать моего возвращения на аэродром. Фотографию Пинки я ему не отдал, но на всякий случай оставил ее адрес. Мы взлетели.

В самолете было восемнадцать парашютистов. Прыгать вместе с ними я не собирался, поэтому устроился в носовой части, чтобы не оказаться у них на пути, когда придет время десантироваться. Свет был выключен, но против использования вспышки никто не возражал. Когда мы долетим до цели, будет столько света от взрывов, что на этом представлении мою лампочку никто не заметит.

Мы летели над самым Средиземным морем. Самолет трясло нещадно. Внутри было темно и тихо. Большинство десантников либо спали, либо сидели, закрыв глаза.

Скоро я услышал какие-то странные звуки. Это у нескольких солдат началась страшная рвота – кажется, они уже начали «вспоминать о душе». Парень, сидевший рядом со мной, всю дорогу молчал, но теперь вдруг повернулся ко мне и спросил: «А ты вправду гражданский?»

«Да», – ответил я.

В САМОЛЕТЕ ПО ПУТИ ИЗ КАИРУАНА (ТУНИС) НА СИЦИЛИЮ, июль 1943 года. Американские парашютисты перед началом Сицилийской операции союзнических войск.

Он снова ушел в себя, но минут через пятнадцать обратился ко мне опять: «Ты хочешь сказать, что сам захотел сюда попасть, тебя никто не заставлял?»

«Так и есть», – ответил я, а про себя добавил: «Если б ты только знал…»

Он снова умолк. На этот раз пауза была короче: «То есть, если бы ты захотел, то мог бы вместо всего этого сегодня вечером улететь в Штаты?»

«Вероятно, да».

Наконец, он спросил напрямую: «Сколько ж тебе за это платят?»

«Тысячу в месяц», – соврал я.

Больше у него уже не было времени