Гена Портер и Зловещие Мертвецы - Константин Александрович Костин

Балакала она так с четверть часа, аж взмокла вся. Кофта вся телеса облепила – даже я, даром, что женатый, и то засмотрелся.

– Все, – говорит наконец-то, – всю порчу я с вас повывела, ступайте по домам, ничего не бойтесь.

Так я уж сам почуял, что все проклятие повыветрилось. Дышать прямо полной грудью стал! Даже петь на радостях захотелось!

Вышли мы из ейной конторы, довольные все, счастливые. Да только Колька начал Ильичу предъявлять:

– Ты по что, – говорит, – меня перед бабой осрамил? Я, может быть, самые серьезные намерения имел, а теперь она на меня и не посмотрит.

– И правильно, – говорит Степан Ильчич, – что не посмотрит. Кто ты таков? Какие достижения имеешь? Назвался груздем – так знай свой шесток! Я – человек заслуженный, до пенсии доработал, грамота у меня на крючочке висит – и то у нас с ней не клеится.

– Все вы не правы, – отвечает Димка. – Я таких баб знаю. Любят они мужиков обстоятельных, серьезных. Чтобы капитал видно было. А у меня – вон и пузо, и борода имеются, стало быть не голодранец какой, а накопления имею, всем ее обеспечить смогу.

Ей-Богу, едва не подрались! Насилу их разнял.

– Цыц, – говорю, – горячие финские хлопцы. С нас проклятие сошло, только жизнь начинается! Давайте отметим это дело. Только тебя, Димка, не приглашаю, ежели только своими накоплениями не хочешь наше благое дело капитализировать.

– Идите, – говорит, – к такой-то матери. Знать вас больше не желаю. Один раз пошел с вами – одни убытки. Долг я тебе прощаю, но больше не обращайся.

Это ж какая шаманиха оказалась ведьмой хорошей, что не только Тохину порчу сняла с нас, но еще и Димку отвадила! Сразу видно – специалист высшей категории, не меньше шестого разряду. Теперь, как что у кого клеиться не будет, али напротив – склеится, чего не нужно, всем знакомым советовать буду.

Глава 9

Мы-то все что думали? Думали, что все, ушла порча, Тохой подосланная. С концами сгинула. Вот же как оно бывает – дружишь с человеком, за человека его считаешь, а как он помрет – так и начинается вот это вот всякое такое. Денжищ сколько отвалить пришлось, чтобы от проклятия избавиться! Это еще хорошо, что чужих деньжищ, а кабы своих? Но теперь-то мы спокойные были. Раз свечу черную спалили, наговоры прочитали – так жизнь заново началась!

Да не тут-то было! Кто ж знал, что заговор не сразу действует? Мы ж на радостях и спросить позабыли, когда напасти-то конец наступит. Может, впитаться хорошенько должно. Так-то оно правильно. Вон, Ильич тот же, пять годков прождал, пока в лотерею победил. Может, и тут не в тот же час мертвяк отвадится.

В общем, едва я глаза сомкнул – Тоха снова явился. Как водится, все мы там собрались. Достал уже горче редьки! Будто не к кому ему больше во сны ходить, кроме как к нам. А тут – все, как было. Я, Колька, Степан Ильич и Димка этот, чтоб черти в Аду его печенку на фарш перекрутили.

Снилось мне, будто мы в купе едем. Главное, откуда купе приснилось, ежели я всю жизнь плацкартом ездил – ума не приложу. Ну не Димка ж раскошелился, чтобы я, хоть во сне, в купе прокатился! С Димки-то хрен дождешься.

Едем, стало быть, из одного места в другое – тут все понятно, вопросов не имею. Потому как если б не ехали из одного места в другое – снова у меня в гараже собрались бы или в саду, давно проданном. Да хоть в столовке заводской – и такое снилось, только в жизни борщ столовский гораздо вкуснее, чем во сне оказался. Во сне мух каких-то, тараканов в борщ накидали. Степан Ильич еще ворчал, что при коммунистах так не кормили, тогда мух и тараканов на отдельной тарелочке подавали, чтобы сам себе, сколько надо, сыпал.

Едем, никого не трогаем, в окошко глазеем. Только Димка возмущается – мол, за что деньги плачены, если опять в одном сне все собрались? Тут проводница заходит, кипятком нас потчует. Ильич терпел-терпел, да не стерпел, опять свое начал:

– Да какой же это, – говорит, – кипяток? Разве ж это кипяток? Вот при Советской власти кипяток был – всем кипяткам кипяток! Двести градусов в том кипятке по тогдашнему ГОСТу было, ни один стакан не выдерживал, в щепки разлетался, пришлось граненый стакан под тот кипяток изобретать. Стаканы те из особого стекла были, которое для окон в космических кораблях идет. Оттого сейчас таких стаканов совсем и не осталось – все до единого американцы в Перестройку выкрали да вывезли. А кипяток был не только забористый, в два раза крепче нынешнего, но и душистый – лучше всякого чая. Только сахара размешать – и пей, сколько влезет. И не остывал никогда тот кипяток, его только специальными холодильниками остужали, с жидким азотом.

Мне проводница сразу знакомой показалась. Пригляделся я… ба! Да это – жена покойника нашенского! Глаза печальные, как у коровы. И умные, как у собаки. Я по зареванным глазам ее и узнал. Тогда, на поминках, тоже вся в слезах ходила.

За ней Тоха явился, самолично. В сюртуке бордовом, с компостером.

– Билетики, – говорит, – предъявляем. А то ехать вам совсем недолго осталось, послезавтра кирдык придет, а там уж дорога в один конец и забесплатная. Все профсоюз оплачивает. А пока только кипяток бесплатный.

– Да нам, – говорит Ильич, – такой холодный кипяток даром не нужен. Нам за такой холодный кипяток еще доплата полагается.

Может, оно бы как-то иначе повернулось, да правду люди молвят: жар без костей язык не ломит. Промолчал бы Димка, там, глядишь, и обошлось бы. Дудки! Вот как со штукарем своим носился, промолчать не сумел, так и тут так же.

– Не имеешь, – говорит, – права нас по своим снам больше водить, я такие деньжищи шаманке отдал, чтобы проклятье отвадить, а ты все не отстаешь! Да пропади ты пропадом, нехристь, тьфу на тебя три раза. Коли, – говорит, – прямо сейчас не пропадешь – жаловаться самому главному шаману буду и на тебя, и на колдунку эту.

– Ты про какую такую шаманку? – говорит Тоха. – Не знаю ничего не про каких шаманих!

– Да про такую шаманку, – отвечает Димка, – чистую ведьму. Буфера, как бидоны, жопа – как два арбуза, а талия – как проводов скрутка, такая