Гена Портер и Зловещие Мертвецы - Константин Александрович Костин

– Это, – кричит Димка. – Они водку почуяли, пока не отдадим – не отстанут! Кидайте все, что есть!

Вот и спрашивается – чего рычали, чего зубы скалили? Попросили б человечьим языком – мы б их так же, человечьим языком, и послали б по матушке. Потому что где такое видно, чтобы нормальный человек водку бросил? В ней же вся суть! Без водки и убегать никуда не нужно, потому что в чем смысл убегать туда, где ее, родненькой, нету? Вот ты телевизер смотришь, там в кино постоянно показывают, как жулики американские в Мексику бегут. А зачем они в Мексику бегут? Да затем, что в Мексике текила есть – ихняя водка, из кактуса сделанная. И все бегут в Мексику, но никто – на Северный Полюс. Потому что на Северном Полюсе никакой водки нету. Хоть из кактуса, хоть из пшеницы… да хоть из опилок сделанной! Нету на Северном Полюсе ни кактусов, ни пшеницы, ни опилок. Один снег сплошной. Снегом после баньки растираться хорошо – тут споров нету, но сыт-пьян ты им не будешь!

Кубатурить я начал, что б такое придумать, чтобы водку не отдавать. Я ж – мужик смекалистый! Я тебе не рассказывал? Так слушай, что я придумал! Меня ж постоянно журили, когда я на работе, на заводе у себя кемарил. Премии лишить хотели! Так я взял инструкцию и, когда подремать на работе захочу – на лавочку сажусь и инструкцией прикрываюсь. Типа как работой занят, инструкцию читаю. А на самом деле – дрыхну себе спокойно и никто не трогает! А в том, что план не выполняется – в том моей вины нету. Не я его ставил, не мне и выполнять!

Правда, не всегда верят. Когда я храпеть начинаю – никто не верит, что я не сплю. Будто я не во сне храпеть не могу! Может, это я и не храплю вовсе, а похрюкиваю. Оттого, что инструкция так грамотно написана, даже без тех страниц, что в туалет давно вырваны – все равно понятная.

Так и тут я покубатурил и вот что придумал. Откуда они, мертвяки, на такой скорости разглядят, что там в бутылках, которые я в них кидаю? Так я быстренько водочку из стекляшек в полторашку из-под минералки перелил, а минералку – в стекляшки. Вот и кто скажет, что я – не смекалистый?

– Жми, – говорю, – кнопку, Ильич, сейчас я угощу супостата!

Степан Ильич окошко открыл, едва открыть успел – уже зомбаки в машину лезут. Так я ему прямо в морду, прямо в ухмылку его поганую, как кулаком задвинул. А второму – с ноги.

Нечего в машину лезть, коли на моциках своих раскатываете! Тут и без мертвяков тесно, один Димка на два места уселся своей жирной задницей! Когда он только столько жрать успевает, чтобы отожраться так? Небось, диван прямо у холодильника поставил, чтобы за жрачкой далеко не ходить. Тоже смекалистый, гад! Я до сих пор не догадался диван у холодильника поставить, а он – догадался!

Только первую бутылку кинул – что тут началось! Мама дорогая! Как они были на мотоциклах – так на мотоциклах в кювет за бутылкой и бросились. Нет бы, как нормальные люди, остановиться, слезть, как полагается. Не – прямо на мотоциклах ухнули. Оно и видно, что совсем мертвые – мозги-то сгнить успели.

А мы и рады! Половину зомби-рокеров как корова языком с дороги слизала.

Тогда я вторую бутылку кинул. Тут и вторая половина за халавной водочкой бросились, одни только кости их оголенные сверкнули. Вот же срам-то! Да кабы я был зомбей и у меня на причинном месте портки прохудились – со стыда бы сгорел!

Один остался, самый настырный. На вишневой "Яве". За баранкой сидит такой мертвяк в кожанке шипастой, а сбоку – люлька. Только та люлька и не люлька вовсе, а самый настоящий гроб на колесиках. Вот как в детстве страшилки были – там и зеленая рука были, и синие зубы. Даже черная простыня была, которая всех во сне душила. И гроб на колесиках там тоже был. Только в страшилках тех гроб на колесиках сам собой катался, а тут – к мотоциклу приделанный.

А в гробу том, который люлька – Тоха сидит. Все в том же костюмчике, в котором его хоронили. Совсем потасканный костюмчик стал, я б такой уже и даром не взял бы. И в шлеме рогатом, как в кино про викингов.

Расселся он там и другими мертвяками повелевает. Пальцем своим покойничьим в нас тычет, догнать велит.

Я третью бутылку запустил, прямо по кумполу Тохиному попал, прямо по каске его рогатой. Бутылка вдребезги разлетелась, всего Тоху минералкой обдало. Он как принюхался…

– Ага, – говорит, – обмануть меня решили! Да я не пальцем делан! Сейчас как догоню, как ваши души вместо водочки вылакаю! И бутерами с колбаской закушу, у вас точно есть – я отседова чую.

– Ну, – говорит Ильич Кольке, – теперь жми, как в последний раз. Догонит – точно измордует и водку всю заберет. Не простит Тоха такого обману, я его живым хорошо знал. Не такой это человек, чтобы обман прощать.

А куда Коляну деваться? Как говорится, любишь кататься – так один раз отрежь!

Колька рулем вправо – и зомби-рокер этот проклятущий тоже вправо. Колька рулем влево – и тот тоже влево! Колька газку поддает – и те газку поддают! Чтоб ты знал, "Ява" – это самый наилучший советский мотоцикл был! Все, кто при коммунистах жили, о "Яве" мечтали. И чтоб обязательно вишневая, чтоб сразу понятно было, что это – "Ява", а не "Днепр" или "Восход" какой-нибудь, которые синие или зеленые были.

– Кажись, не оторваться нам, – Колька говорит. – Но я тут такую штуку придумал, вы только держитесь крепче.

И как дал по тормозам со всей дури! Димка – даром, что жирный такой, как резиновый, промеж передних сидений просочился. Я сам башкой в потолок влетел, чуть сотрясение ума не сделалось. Это еще повезло, что Верка мой ум скалкой тренировала, а то точно дурачком бы сделался.

А злыдень этот неупокоенный не успел остановиться! Как подпрыгнет, как сальто над всей машиной сделает, будто моторчик в него вставили и под зад ему коленом пнули. Едва приземлиться успел, а Колька опять по газам дал. И прямо в "Яву" эту въехал. Крики, писки поднялись. Даже визгов немножко было. Трам-тарарам сплошной! И тут мотоцикл с гробом