90 лет вместе со всей страной: воспоминания и размышления (Кантуры, Хитрые, Щерба) - Николай Александрович Каланов

но мы их даже не замечали. Отец иногда ругал нас или кого-либо. Матерщины я никогда не слышал. Его грозное выражение – «бисова душа»… «Ах ты, бисова душа, шо ты наробыв?» ремнем он наказывал меня за выпады против активистов и хулиганство, заключавшееся в том, что я наказывал мальчишек, – ровесников и старше меня – защищая младших – за мелкое воровство и несправедливость. И еще за то, что с дружками часто обстреливали алычой и мелкими помидорами председательскую линейку из-за кустов нашего двора. Линейка – это почти небольшая тачанка на рессорах останавливалась, и кучер с кнутом бежал за нами. Мы убегали по балке, дворами к бабушке. Думаю, кучер и не пытался поймать кого-либо из нас, хотя попадали и в него. А если бы в глаз?! вся вина падала на наш двор, на меня, как организатора. Но все это было до 1-го класса. Школа – это уже дисциплина и понимание.

Школа (1 класс) – это уже ответственность, ритм жизни, бережно относиться к учебникам, к выполнению заданий и т. п. Три четверти проблем не было, лишнего ничего не было, кроме голода. Брат моего отца – Иван Андреевич Кантур – мой крестный. Его жена – моя крестная мама. У них был один уже взрослый сын Василий. Жили они в Армянском районе, под Туапсе. Они прислали моему отцу денег, чтобы привез меня на время голодовки к ним. Я уже много знал стихов о Кавказе, горах, лесах и очень обрадовался. Отец и мама не очень хотели меня отвозить. Я уговорил их. Ведь это на время. Мама переживала за дорогу. До железной дороги более 40 км. Нужно идти пешком. Отец мог бы в колхозе попросить бедарку и его брат отвез бы, но что-то не получалось. И он поставил так: «Будешь идти с котомкой за плечами и не хныкать и не отставать». Я согласился. Мне исполнилось 8 лет и 2 месяца. В четвертом часу ночи мы вышли из дома. Отец с мешком сушки (в качестве гостинцев), а я с продовольствием в дорогу. Темно, а мы пошли не по дороге, а напрямик, покороче. В темноте залезли в терновник, да еще отец попал в петлю охотника, то ли на лису или другого зверя. Кубарем полетел, ругался, конечно. Я терпел колючий терновник. К рассвету прошли без отдыха километров 15. Я уже устал, начал отставать. Отец: «Еще пройдем пару часов и отдохнем, позавтракаем». После завтрака, я прилег, ноги гудели. Отец заставил меня поднять ноги кверху и потрясти. Сам тоже это проделал. Пошли дальше, а время было около 10–11 часов. Тут я ощутил боль, где-то вверху почти, в паху. Без слез не мог угнаться за отцом. Потом разошелся. Нас догнала какая-то телега с двумя мужиками и подвезли километров пять. Они свернули в бригаду, а мы опять на своих двоих. Уже вечерело и стемнело, когда мы добрались до станции Сосыка, и я впервые увидел паровоз. В дороге я спал мертвым сном, может быть богатырским под стук колес. В Армавире была пересадка. При выходе на перрон, я шел за отцом и у двери меня оттеснили пассажиры. Меня сразу же схватили милиционер и дежурный железной дороги. Я заорал, отец вернулся и забрал меня. К рассвету мы доехали до станции Гойтх – конечный пункт нашей поездки. Вышли на площадку вокзала. Небольшое здание станции. Еще темно. Несколько разных повозок, извозчиков – куда ехать?. Отец спросил: «Наймем телегу за 5 руб. или пешком, 7 км?». Я – лучше пешком. Интересовался: «Ноги не болят?». Дорога была каменистая с обрывами. Вокруг сплошной лес. Я то и дело поднимал камешки разной величины и бросал с обрыва в лесную чащу. Казалось, что все еще спит, минут через 40, опустился туман. Что-то перебегало дорогу: то ли лиса, то ли кошка, то ли заяц. Навстречу появились 2 фигуры – охотники с ружьями. Отец спросил: «Далеко ли Елизаветпольского?». Охотники засмеялись и указали: «Вон уже виднеются дома». Действительно сквозь туман проглядывались очертания домов и деревьев, буквально в 200–250 метрах. Отец спросил, где живет Кантур. Они пожали плечами, но когда отец сказал, что работает ветеринарным врачом – Иван Андреевич живет при больнице, они оживились: «О, Иван Андреевич, – наш доктор». Развернулись, один схватил мешок у отца, а другой меня на плечи и все побежали к большому одноэтажному дому – районной ветеринарной больнице. Они показали дверь и окна квартиры и даже позвали Ивана Андреевича. И сразу же помчались на охоту. Сразу же выскочил мой двоюродный брат Вася, затем крестные – мама Дуня и папа Ваня. Очень теплая и радостная встреча. Были весенние каникулы, оставалось еще несколько дней. Дядя Ваня тоже жил бедно, но нашел денег купить мне новую сорочку и штанишки. А потом и ботинки. Я ведь приехал в сапогах, в заплатах. Их носил Алексей, затем Александр, а потом уже и я. Штаны мне мама пошила из куска старой парусины, которой ранее накрывали бричку. Определили меня в школу, далеко от дома. Идти вдоль всего села через гору. Внизу протекала речка, иногда почти пересыхаемая на перекатах. Мы с горы бросали валуны (камни весом до 6–8 кг). Они катились с ускорением, падали посреди русла и когда совсем мелко, то выскакивали и достигали противоположного берега.

В классе была одна комната, разделенная пополам аркой. В одной половине учились на армянском языке, в другой – на русском. Один учитель – Наум Кузьмич – директор школы. Я же армянского языка не знал, а дома учился на украинском языке и был зачислен в русскую половину. Учеников было не более 20 (10+10).

С первого дня занятий меня учитель спросил пересказать прочитанное. Я с большим трудом пересказал на русском. Он, видя мои затруднения, сказал: «Давай по своему, т. е. по-украински». Я сразу начал чеканить. Ученики заслушались. Учитель похвалил. Ученик Аракелов к одной ученице: «Ну, Лара, он теперь у нас будет первым отличником». Конец учебного года, начались экзамены; а я еще стеснялся, особенно на экзамене, по пению. Девочки попросили, чтобы я с ними вместе спел песни: «Там вдали за рекой» и «Хазбулат удалой». Я остался и вместе с ними пел. Все были довольны. Оставалась неделя до конца учебного года. Иду я в школу мимо универмага. Вдруг останавливает меня директор и говорит: «Вот хорошо, что я тебя встретил, зайдем в магазин, примеряешь костюм. Я сыну хочу купить». Зашли. Примеряли и я, побежал дальше. Позднее было собрание родителей и школьников после