Первый Артефактор семьи Шторм 4 - Юрий Окунев

— Юная госпожа, — не меняя тональности голоса, ответил Гончая. — Здесь все приглашены Гильдией. Однако Холл — это не их территория и их правила на нас не распространяются. Мы бережём покой наших предков. Если вам что-то не нравится, то можете покинуть нас вместе с этим молодым человеком.

Я начал злиться. При этом понимал, что он в чём-то прав. Но легче мне от этого не было. Ведь если я сниму амулет, то детектор сработает на мой цикл перерождения. И вот тогда у окружающих появятся вопросы. Опасные вопросы.

— Эй, я тоже Хранитель, — вклинился Яростный. — Фамилия Чумовы вам что-то говорит?

— Молодые люди, повторю ещё раз, — бесяще спокойно ответил Гончая, даже не нахмурившись. — Здесь особенная безопасность и правила. Не готовы следовать им — покиньте Холл. Вы ещё не заняли место в этом пантеоне, чтобы требовать каких-либо привилегий.

Я молча собрал свои артефакты, разложил по местам, повернулся к друзьям.

— Идите без меня. Особенно ты. — Я посмотрел многозначительно на Ангелину. — Покажите им всем. Сухов, присмотри за ними. Я встречу Антона.

Андрей поморщился, но кивнул — Черкасов и Подорожников успели ему расписать состояние дел и о приоритетах хозяина дома.

Ангелина хотела было вернуться, но её остановил Алексей:

— Он прав. Вы можете спокойно идти. Но мы с ним останемся здесь. — А потом едко добавил: — Какой позор: собственных специалистов выгоняют из дома их предков. — Он чуть запрокинул голову, глядя на барельефы, что шли по верхней части стены. — Здесь трое из моих предков лежат, причём один из них Хранитель. Иронично, не находите?

Однако улыбчивый Гончая сделал жест ладонью, вежливо выпроваживая нас. Вместе с солдатами мы вышли из Холла, где нам указали дорогу к парковке и ближайшей станции метро.

— Ну что, будешь звонить Чумову? — спросил я, оценивая опаздывающих на встречу людей.

Как минимум заметил троих артефакторов с нашего экзамена, и ещё четверых неизвестных.

— Не уж. Я подожду, когда они сами заметят, что нас там нет. Представляю, как перекосоё… кхм, простите, — он кивнул проходящей мимо женщине, — как изменится лицо Ромки, когда он поймёт, что нас не пустили. Всё-таки это надо додуматься требовать с нас снять амулеты.

Она засунул руки в карманы, вздохнул.

— Кстати, Шторм. А в чём особенность твоего амулета? Я слышал, что два прошлых поколения не активировали его по какой-то причине. Не знаешь, почему?

Пожал плечами в ответ:

— Мне не так много, что рассказывали. Да и не верили, что я преуспею с артефактами. Или чем-либо ещё.

— Ну-ну. Были бы они живы — удивлялись бы.

— Это точно.

— А как тебе удалось его активировать? Меня проводил через ритуал отец, и то было непросто. А как ты один, да ещё ничего не зная?

Я посмотрел на Яростного. Вроде это просто дружеский и профессиональный интерес. Но всё-таки лёгкая паранойя не давала мне покоя. Он замотал головой:

— Если ты не готов говорить — не надо. Это всё-таки семейные тайны. У каждого Хранителя они свои. Но мне действительно интересно, как тебе удалось?

— Возможно дело в том, что я умер, — пожал плечами, оставив потрясённого Алексея подбирать слова. Сам же я пошёл по улице, где увидел вывеску кафе в той стороне, где должна была быть парковка. — Пошли, а то холодно ждать, пока нас объявят пропавшими без вести. Хоть согреемся.

Кофе оказался хуже, чем «У альбиноса», но терпимый. Особенно с маффином. Яростный молча жевал огромное печенье, диаметром с тарелку, запивая его крупными глотками капучино. Наконец, он собрался с духом:

— Как ты понял, что ты… ну, ты понял.

Я прикрыл глаза.

— В момент смерти просто выключается свет. Нет ни боли, ни цветов, ни туннелей, ни ощущения времени. Ничего. Это мгновение кажется бесконечным и в то же время — очень кратким. А потом вдруг окунаешься обратно, ощущаешь тело, его тяжесть. Грубость. Глохнешь от звуков. Тонешь в воздухе. С болью делаешь первый вздох. И возвращаешься.

Я не стал говорить, что обычно после смерти ещё долго привыкаешь к своему новому телу — эта информация ему ни к чему.

Между нами повисла тишина, разбавляемая лёгкий гулом других людей, работой кофемашины, приглушённой музыкой. Живая тишина, совсем не похожая на тишину смерти. Тишину между жизнями.

Затишье перед бурей. Которое разорвал звонок телефона.

— Да. Да, Ром. Не пустили. Да вот просто не пустили. Мы же Хранители, нам нельзя снимать наш символ. Шторм, вон, со мной согласен. Ну нет, он нас не пустил, перед толпой унизил и мы теперь поползём извиняться? Не дождётесь. Тем более вы так и не сказали мне, что нас ждёт, а вот заказами новыми Мосин загрузил.

Яростный вдруг замолк и стал внимательно слушать. Его лицо с каждым словом Чумова становилось всё мрачнее и вот уже кажется, что сейчас Алексей начнёт убивать.

— Так. Вы можете говорить что угодно. Но вы сами выбрали меня на это место. Я подтвердил своё право быть Хранителем, Инъектор меня принял, как и прошлый Хранитель. Это моё место. И ради какой-то сраной Гончей, которая кичится своим местом, не пуская меня к собственным предкам, я лебезить не буду. Ром, давай серьёзно: не нужен мой навык? Поеду домой. Всё, отбой.

И не дожидаясь, пока Роман Чумов ответит, закончил разговор. Бросил трубку об стол, от чего треснул экран.

— Нет, ты представляешь! Он из-за этой ситуации предложил мне снять с себя статус Хранителя. Отказаться от моего права! Как это называется? Что за прыжки по камням? Да и как Холл Героев может диктовать условия Князьям и их Хранителям?

Казалось, что Яростный сейчас яростно взорвётся и заляпает своим гневом всё кафе. Я заставил его подняться и выйти на улицу, где прохладный ветерок чуть отсудил его пыл.

— Странно это, — сказал я вслух. — Что же такое там внутри, если из-за мелочи, на которую не обращали внимание ни в Гильдии, ни даже военные на полигоне, вдруг не просто выгоняют с мероприятия, на которое сами пригласили, но ещё и предлагают отказаться от вещи во сто крат более ценной. Что-то не вяжется.

— И не говори, — пробухтел Алексей, пока мы автоматически шли обратно в сторону Холла Героев. — И вообще Ромка звучал странно, слишком напряжённо.