Первый Артефактор семьи Шторм 4 - Юрий Окунев

Когда Светлану перестало трясти после проверки, Татьяна приказала ждать её, а сама ушла. Спустя двадцать минут она вернулась, жестом позвала подчинённую.

— Сообщи Волкову, что ты выезжаешь на самостоятельное задание. Можешь надолго задержаться. Скажи ему, что речь идёт о приказе «Красные флажки», он поймёт. А после — собирайся.

Светлана не поверила своим ушам и начала благодарить Татьяну за доверие. Затем она убежала в комнату готовиться.

Татьяна же с тоской смотрела Яровой вслед, чувствуя, как тёмное чувство жжёт ей сердце.

Глава 7

Внезапно

Рядом с нами остановилась машина и из неё вышла Татьяна Кислицина, Гончая первого ранга. Женщина, которую я не забуду ещё очень и очень долго. Именно её касание чуть не вывернуло меня, да и, судя по вздрогнувшему рядом охраннику, Черкасова тоже.

Зато Яростный не сплоховал:

— Приветствую Гончую первого ранга! Рад вас видеть, Татьяна. Какие дела вас привели к Холлу Героев?

— Я наслышана, что здесь собралось какое-то невероятное количество артефактов из божественных материалов. Решила проверить, насколько это соответствует истине.

— Более чем, — кивнул Алексей. — Некоторые участники из-за подобных артефактов даже пострадали — на них накинулись Гончие.

Кислицина стала строже, её глаза сузились.

— В каком смысле?

— В прямом. — Он пожал плечами. — Местная охрана решила, что законы писаны не для них и требовали у Хранителей снять амулеты их семей.

— Неприятно, — процедила Гончая и, судя по её выражению лица, новость ей совсем не понравилась. — Так, Хранитель, вы сказали о себе во множественном числе? Или всё-таки есть и другие пострадавшие?

Яростный жестом опытного конферансье указал на меня:

— Прошу любить и жаловать: Сергей Шторм, Хранитель семьи Шторм и мой дорогой друг!

— Здравствуйте, Татьяна. Мы с вами как-то виделись.

Женщина смотрела на меня широко открытыми глазами, но при этом её губы были плотно сжаты.

— Очень приятно, — наконец сказала она. — Быстро вы стали Хранителем.

— Вы бы знали ещё, какой он артефактор, — он аккуратно хлопнул меня по плечу, чтобы не делать больно в первую очередь себе, поскольку рёбра ещё не до конца зажили.

— Верю, раз вас пригласили на это мероприятие. — Она указала на Холл.

— О, вы в курсе? Что же там нас ждёт? — заинтересовался Яростный.

— Меня просили молчать, — ответила Татьяна.

— Ну хоть кто-то знает и не скрывает этого! — обрадовался Алексей, чем вызвал оторопь у Гончей. — Простите, Татьяна, я слишком нервничаю. Хотя, чего-то это я — всё равно не пустят.

Он махнул рукой.

Кислицина покачала головой, потом посмотрела в сторону рамки детектора.

— У меня есть к вам предложение, молодые люди.

Мы втроём, вместе с молчавшим Черкасовым, показали полное внимание.

— Я готова провести вас внутрь. С моими полномочиями меня обязаны слушать все Церберы, независимо от ранга. — Она сделала шаг к нам, поднимая палец вверх, как учительница на уроке. — Однако вы должны мне…

Что мы ей должны она сказать не успела: она споткнулась и громко ойкнув, начала падать.

Моё воспитание сработало быстрее мозга, поэтому уже в следующую секунду я поймал Татьяну, и Гончая крепко обхватила мою руку.

Сознание померкло.

* * *

Сама по себе смерть — это не страшно. Она просто оставляет шрам на душе, метку, что ты уже никогда не будешь таким, как прежде.

Страшнее то, что ей предшествует. Боль. Страх. Ожидание неизбежного.

Неизвестность.

Твоё тело ещё может быть живо, но тебя — как личности, как души — уже нет.

Ещё не темнота, но уже и не свет.

И только у редких избранных появляется спасительный канат. Нить, закрученная спиралью вокруг самой себя. Нить, которая как тончайший мост соединяет два берега жизни, давая шанс перебраться через ущелье смерти.

Вагонетка, которая гонит душу между воплощениями, заставляя пробовать из раза в раз. Учить новое. Познавать забытое. Отказываться от ценного. Наслаждаться чуждым.

Каждое рождение — это боль, которая перекрывает боль смерти. Возможно поэтому так мало живых существ проходят это больше, чем раз. Рождаться страшнее и больнее, чем умирать. Особенно, когда знаешь, что тебя ждёт под солнцем.

Моя первая смерть была трагически смешной: сбила собственная лошадь. Копыто старой клячи проломила грудную клетку, вгоняя осколки рёбер в сердце.

Я ехал на свадьбу друга, но какой-то пьяный идиот выскочил из кустов, напугал коня. Я навернулся, сломал руку, а затем конь прогарцевал прямо по мне. Помню лишь опухшее лицо бродяги, который тянется грязными руками к моему кошельку.

Вторую смерть я вспоминать не люблю — смерть ребёнком, в чумном бараке, вместе с десятками таких же бедолаг. Однако именно тогда я впервые почувствовал Дар. Жаль, что не успел воспользоваться.

Третья жизнь почти удалась: я нашёл наставника, который несколько лет учил меня пользоваться Даром. Он долго смеялся, когда я признался ему, что он похож на пьяницу, из-за которого я погиб в первый раз. «Судьба — хитрая штука. Она всегда даёт то, что хочешь. Просто не в том виде, в котором мы себе представляем».

Он погиб в войне между богами и не вернулся в наши места. Я искал его следующую сотню лет, но следов так и не обнаружил. Возможно, он теперь живёт в другом мире.

В тот раз я закончил жизнь из-за неудачного эксперимента. Именно из-за него мой Дар перестал расти жизнь от жизни, замерев на начальном уровне. После перерождения пришлось заняться артефактами. Они же спасали меня на протяжении послеследующих жизней.

Очень странно было видеть всю свою жизнь в разных телах, временах. Мирах. Словно передо мной раскручивалась плёнка, секретный архив прошлого, а пристальный взгляд изучал пройденный путь.

Моё сознание и душа поняли, что нас обнаружили, что бой — неизбежен. Вместо беспокойства и настороженности пришло ледяное спокойствие. Осталось лишь дождаться, когда я выйду обратно в реальный мир и смогу нанести удар.

А дальше? А дальше придётся бежать. В этом мире богов просто убивают, как только находят. Но было время, когда в мом родном мире кто-то распустил слух, что одарённые — прекрасные ингредиенты для продления жизни. Туго пришлось даже сильным богам, что уж говорить про меня. Зато тогда я научился бегать и прятаться. В ту жизнь я убил больше всего людей и почувствовал ту тонкую грань, за которой наступает полное безразличие к обычным смертным.

И ужаснулся.

Сейчас же я убью только Татьяну. Вынужденная