Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

чем они связаны? Увлеченный молчанием, Дракон опять отошёл курить к окну, а мне сейчас даже на его спину смотреть не хотелось. Вроде бы и не ругались, но я испытывала обиду за то, что он вот такой, с такими убеждениями, что он не в состоянии измениться хоть на миллиметр, там, где от этого ничего не зависит. Или это мне так кажется, а на самом деле от одного миллиметра где-то начнётся землетрясение? Это называют эффектом бабочки. Взмах её крыла может привести к катастрофе в другой части света, масштабные последствия крошечных событий. Но разве бывает так на самом деле? Мне кажется подобная теория надуманной и преувеличенной. Раздался звонок в дверь. Я по давней привычке поднялась, чтобы пойти и открыть, но поймала взор Джиёна, упавший на меня. Он тонко намекнул им, что это не мои обязанности. И всё-таки мы вдвоём двинулись в холл. По отсутствию в нём Руби, я догадалась, что она не выполняет всю работу горничной, только если Дракон отдельно её о чём-то просит, вроде приготовить ему перекусить или прибраться. А так она лишь смотрит за детьми, да старается не показываться на глаза, особенно если кто-то приезжает. Но Сынхён-то точно в курсе всего происходящего. И именно он переступил через порог, когда Джиён сам открыл дверь. Они быстро поздоровались, и оба посмотрели на меня. Сынхён как будто бы убеждаясь, что я не плакала, не нервничала и не напрягалась, настолько исследовательским и ласковым был его взгляд, прикованный ко мне. - Даша, не поставишь завтрак подогреваться? – улыбнулся Джиён, словно мы и до звонка в дверь милейше щебетали. Вот этому я тоже хочу научиться, изображать любое настроение, любое отношение к людям, что бы ни творилось на душе. Или для этого всё же надо признать, что души нет, тогда нечему будет и принимать определенную форму? - Хорошо, - почти сквозь зубы процедила я. С едой мы направились на террасу, на свежий морской воздух, и Сынхёну понадобилось минуты две, чтобы понять – мы успели с утра повздорить. Конечно, главным детектором была я, потому что не очень-то и пыталась в данном случае скрыть, что раздражена Драконом. Или всё-таки обижена? Не могла подобрать корректное определение того отрицательного элемента, что возник после разговора. - И что вы не поделили в этот раз? – поинтересовался Сынхён, орудуя в тарелке ножом и вилкой. - Да что нам делить, у нас нет ничего общего, - проворчала я, ковыряясь в завтраке и отрицая не имущественную сторону, а моральную. Аппетит, капризное явление у беременных, вдруг пропал, хотя чаще в последнее время просил чего-нибудь запредельного, да побольше. - Ты врунишка, - слащаво послал мне улыбку Джиён, - не прошло и часа, как у нас была общая кровать, общее одеяло, и разве что за подушки не приходилось драться, хоть тут по индивидуальной. - Джи, что ты опять натворил? – посмотрел на него Сынхён если не с укором, то с неодобрением. - Я? Почему сразу я? Почему ты по умолчанию считаешь, что Даша не может сделать мне гадость, а только я ей? - Потому что пока ничего не давало повода думать о подобной возможности. - Всё бывает впервые, - пожал плечами Джиён, принимаясь за еду. – Посмотри на неё, она уже не та невинная овечка, что раньше. Никто до сих пор не доказал, что отравление супруга – не её рук дело. Я закатила глаза, откинувшись на спинку плетеного кресла и скрестив на груди руки. Сынхён мягко улыбнулся. - А если этой ночью она отравила тебя? Как считаешь, Наташин брат отзовётся второй раз, если речь будет идти уже о твоём личном спасении? Дракон, вроде бы довольный, а вроде бы и нет, одним словом, как всегда непонятный, развёл руками: - Мне всегда есть, что предложить, или чем запугать, чтобы люди отзывались на мои просьбы. - Если подразумевается награда или наказание, разве это просьба? – встряла я. – Это приказ или чтото подобное. - То есть, ты считаешь, что просьбы всегда исполняются бескорыстно? - Само собой. Из-за симпатии, которую мы испытываем к просящему, мы стараемся и берёмся за дело. Разве не так? - Нет, если мы испытываем симпатию, то однозначно что-то хотим получить взамен. И я не о деньгах. О любви, о взаимной помощи, когда мы сами окажемся в подобной ситуации, о поддержке, о похвале, о признательности. Получить взамен можно многое, но, всё-таки, если четко осознать, что тебе вообще ничего не нужно от человека или кого-то ещё за свой поступок, тебе не хочется иметь с кем-то никаких общих дел, то ты и не впряжёшься за него. - А вот и нет! – не сдавалась я. – Бывает же, что идёшь по улице, и вдруг к тебе обращается за помощью прохожий. Ты его первый и последний раз видишь, и всё-таки откликаешься. - Значит, ты работаешь на репутацию, на славу о себе, чтобы все знали, какая ты хорошая, - сказал Джиён, - ты не представляешь, как много людей способно отдать все свои сбережения, пожертвовать счастьем близких, карьерой и здоровьем, ради того, чтобы о них сложилось положительное общественное мнение. Они это называют «быть добропорядочным». - Нет, - упрямо помотала я головой. Мне уже давно надоело проигрывать в спорах и сдаваться, в конце концов, часто Джиён побеждал только потому, что более напорист, почему бы и мне не попробовать упереться, как баран. – Иногда кто-то проколет колесо на тёмной дороге, стоит беспомощный, но вдруг останавливается мимо проезжающая машина, и её водитель помогает. Вокруг никого – никто не распространит слухов о доблести, а человек, которому помогаешь – случайный встречный в твоей жизни. И всё-таки помогаешь. Из-за человеколюбия, из-за доброты сердца, из-за того, что иначе не можешь. - Можешь, конечно же, можешь, - хохотнул Джиён. – Знаешь, почему помогают в таких случаях? Как бы далеко ни шагнула наука, какое бы поколение модернизированных и прогрессивных людей уже ни жило, в нас всех, в каждом, о каком бы атеизме мы ни кричали, как бы ни отрицали все на свете ценности, живёт какое-либо религиозное предубеждение. Вот, не далее, как утром ты сказала «чтобы не сглазить». Запад интуитивно, без осознания, верит в рай и ад, Восток – в карму. И когда ты едешь по дороге и видишь, что кому-то нужна помощь, у тебя срабатывает в мозгу переключатель: «Если я проигнорирую, то окажусь в