Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

задрожав, - не клади на мои плечи такой груз, я сейчас… не готова. После Вики, и всего, что было… - Да, именно после этого, ты могла бы запомнить, что лезть в мои дела и пытаться делать всё посвоему – не лучшее решение. - Ты же, в самом деле, из-за каких-то слухов, не убьёшь ребёнка? - Ты во мне сомневаешься? – с игривым равнодушием повёл верхней губой чуть в сторону Джиён. Меня охватил тот холод, который сопутствовал нашим беседам всё прошлое лето, и осень. Я снова его боялась, он был врагом! Даже то, что он подразумевает защиту меня, защиту нас с ним, не делало его сейчас для меня ближе. Как можно поднять руку на ребёнка? Одно дело залить бетоном провинившегося мужика, но маленькую девочку?! Ну вот, до чего он меня довёл! Я всё-таки стала оценивать людские жизни по-разному, одного у меня уже можно убить, а другого – совсем нет. Нет же, всё не так, людей убивать вообще нельзя! Покривившись, я ещё раз спросила Джиёна: - И ты будешь способен стоять и смотреть, как убивают дитё? - Ну, возможно, в самый ответственный момент я отвернусь, - с улыбкой сообщил он, и даже хохотнул, - хотя вряд ли. Я подскочила и буквально выпрыгнула из кровати. Схватившись руками за голову, запустив пальцы в волосы, я не могла уложить этого в ней, понять, принять. Мужчина, который обнимал меня во сне, опекал меня, готов был исполнять какие-то мои капризы, внимательный, способный на нежность, прогнозировал убийство маленького ребёнка и потешался над этим, будто это забава, средневековая охота! А если ему всё-таки сказать, что у него свой ребёнок будет, это изменит в нём что-то? Мне вспомнился сериал «Великолепный век», который приходил мне на ум в прошлом июне, когда я только попала сюда, из-за всех этих похищений. Там султан велел задушить своего сына, и это сделали перед ним, на его глазах. Отец смотрел, как казнят его дитя... В этом суть мужчин? Они спокойно могут уничтожить то, что сами создали? Они спокойно могут уничтожить вообще всё, что угодно? Ради чего? Зачем? Как их остановить? Я помню, как моя мама возмущалась этим эпизодом сериала, и даже плакала от него (а я вместе с ней), как она осуждала возлюбленную султана, подстроившую клевету на наследника, и я ненавидела искренне главную героиню за то, что повелитель империи, целого государства, забыл о дружбе, семье, детях, и думал лишь об этой женщине, ради которой уничтожал остальных людей. Я развернулась и со страхом посмотрела на Джиёна, наблюдавшего за мной. Я стала такой же? Из-за меня, чтобы обо мне никто не прознал, Джиён способен убивать и радикально затыкать рты? Это невозможно, так нельзя, это плохо! Но если в прошлом году я бы тотчас высказала это всё и сказала Дракону, чтобы не смел ради меня никого убивать, то сейчас я не осмелилась. Мне была дорога моя безопасность. Я не могла допустить, чтобы во мне погиб плод, чтобы из-за меня оборвалась жизнь внутри меня. Господи! Внутри меня теперь не просто часть Джиёна, там часть его эгоизма, заставляющая печься о себе, пусть даже из-за этого кто-то пострадает. Но как это мучило меня и изводило! Неужели нет другого выбора? Наверняка есть, но Джи всё равно вывернет так, чтобы загнать меня в тупик и доказать, что я сама во всём виновата, и лучше мне стать корыстной и себялюбивой сукой, чем ерепениться и продолжать проповедовать любовь к ближнему и самопожертвованию. Ведь самый близкий у меня сейчас был один – внутри меня. Так не лучше ли Дракону не узнать о нём никогда? Самое простое и гениальное, что я могу сделать – это то, о чём думала давно, до того, как полюбила Джиёна: нужно стать для него скучной, он прекратит интересоваться мною вовсе, забудет обо мне, оставит в покое. И я вернусь к Сынри, забуду обо всём. И вообще, если бы не экстренная ситуация, возникшая в связи с отравлением мужа, мы бы с Джиёном уже находились на определённой стадии забывания друг друга. Но, боже, эта любовь, возникшая во мне, она заставляет хотеть большего, она закинула мне на ум тогда идею о памятнике, установленном на пляже, она будет продолжать теребить меня, толкать на какие-то поступки. Может, в коем-то веке, верящая в любовь и её целительные свойства, в то, что она – панацея, я должна взбунтоваться и пойти против неё, вступить с ней в борьбу? Мы не успели начать ссориться и заспорить дальше, потому что у Джиёна опять зазвонил мобильный и он, подняв его, быстро протянул телефон мне: - Тебя опять папа хочет слышать. – Я взяла трубку: - Алло? - Доброго дня, выспались? - Да, - растеряно кивнула я, ещё приходя в себя и сосредотачиваясь с усилием на разговоре. Я до сих пор не сходила за мобильным в спальню, наверняка сначала он звонил мне. - Если вы там не очень заняты, не против, если я составлю вам компанию? – Приезд Сынхёна показался мне очень желанным, пусть мужчина и не отличался сильно от товарища по уровню морали, но что-то мне подсказывало, что Сынхён бы ребёнка убить никогда не смог, в отличие от Джиёна. - Конечно, нет! Мы ещё не завтракали, приезжай! Заодно заберёшь меня после этого, - попросила я достаточно громко и, когда завершила разговор и возвращала телефон владельцу, поймала на себе саркастический взгляд Джиёна. - Я снова стал тебе неприятен? - Ты и без объяснений знаешь, какие чувства способен вызывать. Если девочка проболтается, то она это сделает не специально, а сделанного назад всё равно не вернуть, зачем же причинять ей вред? - Ты права, лучше грохнуть её на этой неделе, чтобы не отягощать себя вообще подозрением и слежкой. - Боже!.. – не выдержала я, и просто ушла на кухню, зная, что надо мной откровенно издеваются. Руби уже приготовила завтрак, поэтому мы с Джиёном ждали Сынхёна в бездействии, попивая чайкофе. Телевизора на кухне не было, в отличие от квартиры Сынри. Муж любил следить за новостями, или чтобы звучал музыкальный канал для фона. Джиён предпочитал не сбивающую с толку тишину, а средствам массовой информации давно не верил, потому что имел осведомителей куда более точных и надёжных. А происходящее где-нибудь в Нигерии или Колумбии его мало волновало. Впрочем, я могла ошибаться, кто знает, где у него вертятся дела и с