Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

я. – Только сделай скидку на возраст, возможно, через двенадцать лет я буду такая же хитрозадая, но тебе-то тоже ещё двенадцать лет прибавится. Одним словом, я тебя никогда не догоню, но это не значит, что объективно я – дура дурой. - Я могу стать слишком старым, и мозги мои разжижатся, тогда ты меня и догонишь. Но это вряд ли. – Задумчивая пауза Джиёна могла обозначать, что «вряд ли» относится как к тому, что я его всё-таки догоню, так и к тому, что его мозги забарахлят. Но складка между бровями, возникшая и исчезнувшая, сказала так же и о том, что «вряд ли» он и доживёт до старости. Дракон никогда не исключал возможности, что его убьют. Старался избежать этого варианта, но не исключал его. – Если вспомнить меня в двадцать три, пожалуй, я тоже был ещё несмышлёный дурачок. - Не развеивай мифы о себе, ты чего! – округлила я глаза, словно рассказывала ребёнку страшную сказку. Приподнявшись, я нависла над ним, лежавшим. – Ты вылупился из золотого яйца, и уже в год убил первого, кто тебе не угодил! Разве всё было не так? - Не думаю, что хоть одно из яиц моего отца было золотым… - начал Джиён, но не успела я остановить его вечное упрощение и сведение всего к грубой реальности, как в глазах его заработала вычислительная машина: - А впрочем, по курсу донорских органов, одно мужское яичко стоит в среднем штуку баксов, весит оно не больше тридцати-пятидесяти грамм, грамм золота стоит около тридцати баксов, даже меньше, помножить примерно на сорок… Слушай, да, по цене примерно сходится, плюс-минус. Выходит, каждый человек рождается из золотого яйца? - Господи, иногда я не могу понять, кого в тебе больше, убийцы или торгаша? - Рационалиста, и то, и другое нуждается в повышенном ощущении реальности и разумности. Карать и ликвидировать – это властная категория, политическая, а торговать – коммерческая, экономическая. В этих сферах нет места для духовности и романтики, тебе не кажется? - Но твоя-то конкретно жизнь не ограничивается этими двумя сферами, у тебя есть досуг, который весьма разнообразен. Джиён никак это не прокомментировал, переведя взгляд к окну. Он не пожал плечами, не поморщил носом, не дёрнул губой, просто задумался о чём-то своём. В этом была одна из сложностей общения с ним, наверное, она присутствовала со всеми влиятельными людьми, привыкшими к независимости, самостоятельности и одиночеству: он переставал слушать, когда ему надоедало, переставал говорить о том, о чём ему становилось скучно говорить. Да, порой только создавалась такая видимость, но всё же, регулярно он мог просто уйти в свои мысли, которые казались ему куда более важными и значимыми, чем болтовня с человеком рядом. Это было проявлением эгоизма, и с таким нелегко было соседствовать, но подобное из личности уже никуда не денешь, поэтому либо принимаешь, либо уходишь. Я уходить сама не собиралась. Не так быстро. - Как ты думаешь, я любопытный? – обратился ко мне Джиён, вновь развернувшись. - Ну… в меру. - Нет, я не в меру любопытный, Даша. Я очень любопытный. Любопытство – это то, что помогло мне приобрести опыт. Но его нужно вовремя уметь осаживать, это своё любопытство, потому что, когда суёшь свой нос куда-то слишком заметно, тебя по этому носу здорово щёлкнут. Конечно, я знаю уже больше, чем большинство людей, из-за этого уже не стремлюсь влезать, куда не надо, но это не значит, что мне не бывает очень и очень интересно. - К чему ты это? - К тому, что тебе тоже не помешает уметь владеть своим любопытством. Тебе же очень хотелось узнать, что такого в этом особняке, правда? – Я начала смущаться, не краснея, а скорее испытывая внутреннюю неловкость. – Ты же готова была как-нибудь сюда пробраться. Но решила спросить меня прямо, и я привёз и показал. Знаешь, почему? Чтобы прекратить твою суету по этому поводу. Я предполагал, и думаю, что верно, что не получив ответа, ты бы попыталась как-то что-то разнюхать, проникнуть сюда, попалась бы на глаза там и тут, стала бы известна кому-то. Ты же не подумала, проявляя любопытство, о том, что кому-то с другой стороны тоже что-то любопытно? О тебе, о нас, обо мне?- А вот теперь краска всё-таки вылилась на щёки. - Нет… - Ты же не предполагала, что я прячу не от тебя, а тебя от кого-то? – Слов у меня уже не было. Нет, я всё же дура полная, и надеяться на повышение уровня IQ не приходится. - Мог бы просто сказать мне, а не привозить сюда, в таком случае… - А ты бы поверила? И не полезла бы проверять и убеждаться? – хмыкнул Джиён, зная женскую природу достаточно хорошо, чтобы попасть в десятку. – Я бы рассказал тебе о сестре, о которой никогда не говорил, и которую ты никогда не видела, о её сыне, о том, что прячу их здесь от китайской мафии, и ты такая «окей, вопросов нет»? Ты до сих пор мне не веришь, не доверяешь, что бы я ни говорил, поэтому очевидно, что тебя бы понесло посмотреть собственными глазами, что я не набрехал, и тут всё-таки не артель любовниц. - Прости, - тихо промолвила я. Джиён проигнорировал извинение. - Руби – не мой человек, она работала на покойного мужа моей сестры, она верна его семье, поэтому заботится о мальчике. Могу я гарантировать её молчание? Нет. А Юй вообще ребёнок, она способна проболтаться беззлобно, без задних мыслей, даже если попросишь не говорить, потому что так устроены дети, они не понимают серьёзности дел. – Джиён впился в меня своими глазами, зажегшимися не ярко, потому что, как мне казалось, в принципе сильно гореть уже не умели, страсти в сердце Дракона утихли давно, и теперь там царило полное умение владеть собой. Даже в ту ночь, в которую я забеременела, он добровольно выпустил чувства и с той же лёгкостью закатил их в себя обратно. – Ты понимаешь, что если о тебе или о нас кто-либо узнает, первая, на кого я теперь подумаю – это Руби? Если поползут слухи или известия, я убью и её, и девочку. – Я вздрогнула. - Нет, Джиён… - Да, Даша. Ты снова взяла на себя ответственность за чьи-то жизни. Потому что не научилась себя вести, не выучила всех правил. - Джи, пожалуйста, - села я,