Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

рождения Джиёна. - Русская речь такая чудная, - сказал вдруг он, не глядя на меня. Я удивлено к нему повернулась, оторвавшись от непроглядного горизонта и воспоминаний. – Когда тебя кто-то разбудил, забавно было слушать. - Это была мама, - зачем-то сообщила я, хотя он и не спрашивал. – С тех пор, как выяснилось, что я жива, мы стараемся постоянно держаться на связи. - Оно понятно, - кивнул Джиён. - А ты часто созваниваешься с родителями? Я никогда не видела и не слышала, чтобы ты им звонил… - Ну, сделай вывод сама, как часто я с ними общаюсь, - всё с той же неизменной улыбкой покосился на меня собеседник. Не успела я огорчиться, что у него плохие и прохладные отношения с семьёй, как поправила себя. Если он улыбается, это вовсе не значит, что он ничего не чувствует. Разве не это он попытался донести до меня недавно? - А сестра? Какие у тебя с ней отношения? - Редкие. - Нет, я в плане чувств… - Ты опять за своё? - Опять? А я разве когда-то заканчивала? – тихо посмеялась я. Джиён вяло кивнул головой, подтверждая, что так и есть, моя привычка всё сводить к делам сердечным неутомима. – Ты любишь её? - Блядь, Даша, не беси, - без недовольства бросил Дракон через плечо. – Давай есть молча? Говорят, так делают культурные и воспитанные люди. Я замолчала, отругав саму себя за то, что требую подтверждений очевидным вещам. Если бы ему было всё равно на сестру, позволил бы он привезти её ребёнка в свой идеальный дом и разрушить гармонию его холостой жизни? Да никогда. Только ради дорогого и близкого человека Джиён допустил бы подобный переворот в своём королевском дворце, в своей роскошной жизни без изъянов, к которой стремился много лет. - Можно я побуду ещё немного некультурной? - Я и не думал, что ты выдержишь дольше минуты, - с иронией отметил Джиён, прожевав овощи и проглотив их. - Ты говорил, что был очень беден в детстве… - Да, я такое говорил. - А если бы ты родился в богатой семье, ты бы всё равно стал жестоким? - А я разве жестокий? Я справедливый. - Ты?! – ахнула я, показывая всем видом, что он перегнул. - Почему ты спросила об этом? - Мне стало интересно, исходя из того, что ты говорил о таланте. Если это врожденное, значит, обстоятельства в твоём характере винить бесполезно? Ты бы стал таким, что бы с тобой ни случилось в детстве. - Может, я бы стал гениальным композитором и аранжировщиком. Ну, знаешь, писал бы вирусные хиты, которые потом ни у кого из головы не выходили. Или подался бы в дизайнеры одежды! Очень хорошее применение одаренности. - Интересно, какую бы ты делал одежду, - с сомнением повела я бровью. В своей бандитской жизни он одевался с виду просто и посредственно, не кичливо: свободные майки и футболки, удлинённые пляжные шорты, сланцы, если рубашки, то на выпуск и чаще с коротким рукавом. Однако всё это было от именитых парижских домов и из натуральных тканей. - Я? Я бы ввёл в тренд стиль «охламон» и «гламурный бомжара», впаривал это всё, выдавая за модные тенденции, а потом бы наблюдал, как тупой народ это хавает и наряжается, словно чучела. Как там сказал кто-то великий? Легче копировать, чем думать – отсюда мода. - Тебе лишь бы потешаться над кем-нибудь. - А что с людьми ещё делать? Развлечение – это вид удовольствия. Вопреки твоему мнению, я не садист, я не испытываю радость от страданий, более того, предпочитаю избегать их наблюдение, если есть возможность. От женщин я могу получать постельные развлечения, и то не от всех, только от тех, которых захочется. А что прикажешь делать со всем остальным населением? Страшными бабами, всякими детьми, стариками и мужиками? - Ну, предположим, оставить в покое, понимая, что это не твоё имущество? - Да ну, так неинтересно, - надул расстроено губы Джиён, комично изображая обиженного ребёнка. Я невольно засмеялась. Нет, правда, то, как он это произнёс было смешным. - Кстати, мне вот что было интересно. По какому принципу ты выбираешь женщин, которые приносят тебе постельные развлечения? - Да нет никакого особого принципа, - пожал Джи плечами, запивая еду глотком вина. Да, бутылку вина он тоже приобщил к ужину, но мне, как ни странно, даже не предложил. Считал, что я завязала заодно с Сынхёном? Или боялся пьяной русской? Мы дурные во хмелю, да. – Наверное, интуитивно, по таланту. - Какому таланту? - Возбуждать меня, естественно. Не подумала же ты, что в Тэён или Кико дремлют Пикассо и Моцарт? - К слову сказать, пока тут нет Сынхёна и меня никто не может поправить, по-моему, Пикассо – отстой. - По-моему – похуй, - продолжил есть Дракон. – Чувак рубил бабки на херне, которая не требовала особых усилий, да ещё была легальной и ему не надо было рисковать из-за неё задницей. Бонусом на него за это всё вешались бабы. Да какой бы поеботой не была его мазня – он гений, Даша, серьёзно. - У тебя всё измеряется только финансовой успешностью, - разочарованно вздохнула я. - А чем ещё мерить жизнь? Прожитыми годами? Так с этим Пикассо тоже преуспел, больше девяти десятков протянул. Ну? Ещё есть претензии? - К тебе? Никаких. – Подумав, я замерла с вилкой в руке. – А, знаешь, пожалуй, это неплохая мера измерения. Человек должен жить так, чтобы к нему не за что было предъявлять претензии. - Это ты разогналась, милая, где взять такую безучастную и инертную мразь, чтоб ей нечего было предъявить? Даже тебе есть что. - Что, например? - Кто мне намедни не дал? – увлёкшись ковырянием в тарелке, пробормотал в неё Джиён, будто и не он это сказал. - А почему это я должна была? Претензия отклоняется. У меня есть муж, с его стороны претензия имела бы правовую основу, с твоей – это беспочвенное и неуместное требование. - Ну-у, начинается. Тогда, если брать твою систему оценки жизни, к ней должна прилагаться какаято таблица всех случаев и возможностей, при которых претензии рассматриваются, как правильные, и при которых претензиям не место вообще. Но кто сможет их правильно рассудить, расфасовать? Кто точно способен сказать, какой человек кому что должен, кому обязан? С самого возникновения понятия