Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

Рубинштейн Л. В. В садах Лицея. Любое издание

Руденская М. П., Руденская С. Д., Наставникам… за благо воздадим. Л.: Лениздат, 1996

Тынянов Ю. Н. Кюхля. Любое издание

Тынянов Ю. Н. Пушкин. Любое издание

Глава 2

Вольность Петербурга

Выбор Пути

ГАЯНЭ СТЕПАНЯН:

Итак, освободившись из Лицея (я говорю так вслед за самим Пушкиным, который в юности воспринимал свою жизнь там как заточение), наш герой поселился в Петербурге. Перед ним открывались широкие перспективы: дружбы, любови и активной общественной жизни.

МИХАИЛ ВИЗЕЛЬ:

Сам Пушкин написал это лучше: «Вот мой Онегин на свободе; острижен по последней моде; как dandy лондонский одет…» Это, собственно, мы и помним. А я еще напомню, что это произошло в июне 1817 года, Пушкину полные 18 лет, и по выходе из Лицея он получает, как мы уже сказали, чин коллежского секретаря. Это десятый чин табели о рангах, соответствующий штабс-капитану. Я уточняю, чтобы мы понимали сейчас: окончив элитное учебное заведение, он получил сразу достаточно высокий чин, который отнюдь не получает выпускник любого университета. При поступлении на государственную службу степень кандидата, то есть выпускника, одного из пяти университетов Российской империи давала в то самое время ее обладателю право на чин 12-го класса. Так что перед выпускником-лицеистом открываются перспективы не только любовные, дружеские и поэтические, но в первую очередь служебные. Пушкина зачисляют на службу в Министерство иностранных дел. Он становится там одним из тех самых «архивных юношей», над которыми потом так иронизировал.

ГС:

А присягу он приносит вместе с Александром Сергеевичем Грибоедовым…

МВ:

Да, кстати! Именно на это намекает фраза из «Путешествия в Арзрум»: «Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году…»

ГС:

…и со своим лицейским другом Кюхельбекером. Лотман писал, что сам Пушкин все-таки хотел делать военную карьеру, он мечтал пойти в армию. Но в армию так и не пошел, поскольку отец выразил неодобрение: служба была затратным делом.

Так начинается период, который мы называем петербургским. Он продлился три года – с 1817 по 1820-й. И это был какой угодно период, только не уединения. Пушкин не перестает активно читать, что само по себе неудивительно. Любопытно другое: чтение в то время было формой коллективного времяпрепровождения. Об этом свидетельствуют и некоторые строки самого Пушкина. Вот, например, из послания гусару Сабурову:

Как я с Кавериным гулял,

Бранил Россию с Молоствовым,

С моим Чедаевым читал… (Т. 2. С. 212)

Прямо как современный книжный клуб.

МВ:

Ничего нового. Замечу только, что все упомянутые в этом наброске – офицеры лейб-гвардии Гусарского полка, расквартированного непосредственно в Царском Селе. А еще замечу, что из всего этого черновика ясно видно, что молодые шалопаи хотели вовлечь развитого младшего товарища в куда более рискованные для его нравственности забавы, – от чего тот уклонился.

ГС:

В Петербурге у юноши появились и новые друзья, например Петр Павлович Каверин, дуэлянт, геттингенец, кутила, друживший с Грибоедовым, с Вяземским, с Николаем Тургеневым (не путаем его с писателем Иваном Сергеевичем). С Онегиным он тоже гулял и «пускал пробку» в потолок в модном ресторане Talon на Невском:

К Talon помчался: он уверен, Что там уж ждет его Каверин (Т. 5. С. 13).

Иными словами, мы видим, говоря о «Евгении Онегине» (и немного забегая вперед), что роман вобрал в себя всю светскую жизнь, активным участником которой был Пушкин.

МВ:

Да, опять-таки немножко забегая вперед, мы убеждаемся еще раз, как сложно построено произведение «Евгений Онегин». Там позиция автора все время скачет от внешней к внутренней, возникают какие-то квазиавторы, субавторы. Кого ждет Каверин – Пушкина или Онегина, Пушкина в лице Онегина, Онегина в лице Пушкина или их обоих?

Но это к слову; это объясняет, почему мы вообще говорим о Пушкине столько времени и столько лет, и мы в том числе с тобой об этом говорим. Потому что его внешняя простота – вершина айсберга, уходящего далеко под воду.

ГС:

И литературная жизнь ограничивается не только совместными чтениями, потому что их участники одновременно поэты и дуэлянты, они ведут бурную жизнь долоховского типа.

МВ:

Да-да. Окуджавовские «дуэлянты, флигель-адъютанты», которые «все они красавцы, все они таланты, все они поэты» – это вот прямо та среда, в которую Пушкин влетел из Лицея – как шампанская пробка в люстру.

Литературные объединения

ГС:

Первое литературное объединение, в котором Пушкин состоял, был «Арзамас». В то время юноша еще учился в Лицее.

МВ:

Причем его туда приняли заочно, потому что он не мог выезжать.

ГС:

Поэтому его прозвали Сверчком. Напомню, что участники «Арзамаса» носили прозвища, позаимствованные из баллад Жуковского.

МВ:

Был, так сказать, членом-корреспондентом.

ГС:

Но когда он окончил Лицей, «Арзамас», в общем-то, распался. Дело в том, что он был изначально построен исключительно на литературных интересах, а эпоха требовала иного. Литература и политика к тому времени тесно сплелись, поэтому в моду вошли литературные общества иного толка. Я бы определила их как аффилированные к тайным политическим обществам.

МВ:

«Аффилированные» – это современное слово; но я и сам все время вставляю современные слова. Не потому, что мне слов не хватает, а потому, что, когда начинаешь вот так разбирать, понимаешь, что ничего не меняется. Мы как бы ходим по кругу, одни и те же обстоятельства, одни и те же связи, одни и те же валентности повторяются десятилетиями и столетиями.

ГС:

В то время в Петербурге было два таких общества: «Зеленая лампа», которая просуществовала с 1819 по 1820 год (а в 1820-м Александр Сергеевич уехал в ссылку), и Вольное общество любителей российской словесности, просуществовавшее с 1816 по 1826-й.

МВ:

При этом надо понимать, что, когда мы говорим «общество», речь не идет о каких-то официально учрежденных, говоря современным языком, обществах с уставом, печатью организации, юридическим адресом. Это были дружеские компании, которые собирались в доме у одного или другого человека и что-то такое промеж себя обсуждали. Это их не принижает, просто чтобы мы понимали.

ГС:

«Зеленая лампа» у нас в истории литературы еще появится. Поэты и писатели, эмигрировавшие из нашей страны после революции, создадут свою «Зеленую лампу» в 1927 году в Париже. И, конечно,