Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

ГС:

Можно подумать, что под «теперешними обстоятельствами» Пушкин подразумевает объявление Чаадаева сумасшедшим; но свою комедию Грибоедов закончил в 1824 году, а Чаадаева объявили сумасшедшим после публикации первого «Философического письма» в 1836-м, после замечания Николая I о том, что это бессмыслица, «достойная умалишенного». Литература удивительным образом опередила жизнь.

МВ:

Пушкин проявляет свое обычное поразительное чутье.

ГС:

В каноническом тексте «Горя от ума» есть намек на «обстоятельства»: Молчалин упоминает в разговоре с Чацким, что «Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, из Петербурга воротясь, с министрами про вашу связь, потом разрыв»[37]. Это отсылка к истории о том, что Чаадаев докладывал Александру про восстание Семеновского полка в 1820 году. Причиной восстания он указал рабство. А в 1821-м последовала его отставка.

МВ:

И с удовольствием добавлю, что Чаадаев прожил достаточно долгую жизнь, слава богу, и вторую ее половину он был известен как Басманный мудрец, потому что с 1831 года и до самой смерти в 1856 году квартировал во флигельке дома Екатерины Гавриловны Левашевой на Новой Басманной. Я часто проезжаю и прохожу мимо этого флигелька от Разгуляя в сторону Красных Ворот и все мечтаю, чтобы когда-нибудь здесь появился памятник Петру Яковлевичу. Может быть, все-таки доживем.

ГС:

Он, несомненно, этого заслуживает. Например, вот Пушкин говорит: «Второй Чадаев, мой Евгений». Вигель, из недоброжелателей Чаадаева, называл его первым из юношей, которые полезли тогда в гении.

МВ:

Как мы помним, очень резко обрушился на Чаадаева Денис Давыдов в своем стихотворении 1836 года «Современная песня»:

Старых барынь духовник,

маленький аббатик,

что в гостиных бить привык

в маленький набатик…[38]

Но для нас сейчас важно то, что Пушкин вращался в кругу самых продвинутых молодых людей того времени и все молодые люди того времени, как один, были то, что мы сейчас называем декабристами.

ГС:

Чаадаев повлиял на Пушкина не только в интеллектуальном смысле, но и даже в смысле поведенческом: именно он научил еще совсем молодого человека уважать в себе того, чье имя принадлежит потомству. Сам Чаадаев мечтал об общеевропейской славе, соответственно, он относился к своему поведению как к тому, что определяет славу. И Чаадаев требовал от Пушкина такого же бережного отношения к собственному имени. В отличие от поучений других старших товарищей, за исключением Жуковского, – на это обращает внимание Лотман, – поучения Чаадаева ставили Пушкина в позицию героя, а не ученика. Не унижая, но возвышая. Это к вопросу о методике обучения.

Лотман так говорит: «Великое будущее, готовиться к которому Чаадаев призывал Пушкина, лишь отчасти было связано с поэзией… <…> Беседы с Чаадаевым учили Пушкина видеть и свою жизнь „облагороженной высокою целью“»[39].

МВ:

Поразительно, что все время приходится себе напоминать: мы говорим о восемнадцати-двадцатилетнем парне, об очень кратком периоде между окончанием учебного заведения и началом карьеры.

Конец петербургского периода

ГС:

Почему петербургский период пришел к концу? Почему в 1820 году Пушкин покинул столицу?

МВ:

Очень просто: его выслали. Но вреден север… и т. д.

ГС:

Да, вреден. В эти годы Пушкин пишет гражданские стихи. Самые известные среди них: «Деревня», «Вольность», «К Чаадаеву». Печатать их было невозможно по цензурным соображениям, они расходились в списках. Но тем не менее сохранить в тайне от недоброжелателей оказалось невозможно.

МВ:

Сейчас нам трудно представить. Приходится говорить отдельно: ребята, интернета не было! Ни твиттера, ни телеграма – ничего!

ГС:

Тайную группу или тайный чат не сделать.

МВ:

Но стихи расходились. Все переписывалось от руки, запоминалось с одного раза наизусть. Что тогда было важнейшей характеристикой. Поэты, пишущие так, что сами не в состоянии запомнить свои тексты и вынуждены выходить на чтениях к микрофону с айфонами, не имели бы тогда ни малейших шансов на успех. Поэтому оглушительная слава Пушкина связана в том числе и с тем, что именно его стихи обладали свойством запоминаться с одного раза. Они выделялись из прочих «политически острых». Этот молодой человек, ведущий себя по-разному с разными людьми, повесничающий и т. д., был наделен очевидным всем даром писать так, что это врезается в память раз и навсегда.

ГС:

Как Толстой сформулировал признак великого произведения искусства в эссе «Что такое искусство?»: «Обыкновенно, получая истинно художественное впечатление, получающему кажется, что он это знал и прежде, но только не умел высказать»[40].

МВ:

Совершенно верно! Так что эти стихи расходились совершенно, как бы сейчас сказали маркетологи, органическим образом.

ГС:

Обратная сторона такого самопроизвольного распространения – то, что стихи порой попадали в неподобающие руки. Например, в руки некоего Василия Каразина. Не сказать, что руки эти случайные, – он просветитель, основатель Харьковского университета. Но неподобающие. Потому что он писал доносы на Пушкина, в которых выставил поэта личным врагом Александра, особенно в «Вольности». Там есть такие строки:

Самовластительный злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу (Т. 1. С. 284).

Очевидно, что сказанное не могло иметь отношения к императору просто в силу того, что у Александра не было детей. Однако император принял каждое слово на свой счет.

Карамзин написал Дмитриеву: «…Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако, и громоносное (это между нами): служа под знаменами Либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей, и проч., и проч. Это узнала Полиция etc. Опасаются следствий»[41].

Следствия не заставили себя ждать. В то время как Карамзин и Жуковский хлопотали за Пушкина перед императором, по Петербургу поползли мерзкие слухи, что поэта якобы высекли. Предположительно, их пустил Федор Толстой, прозванный Американцем после путешествия в Америку и приходившийся двоюродным дядей Льву Николаевичу, который также имел в виду его характер, изображая Долохова в «Войне и мире» или графа Турбина в повести «Два гусара». Пушкина эти сплетни сводили с ума, потому что порочили и бесчестили его имя.

Потом они каким-то образом подружились, это совершенно удивительно.

МВ:

Прошло, по человеческим меркам, не так много времени, меньше десяти лет.

ГС:

Федор Толстой – собрание всевозможных положительных и отрицательных качеств. Он послужил прототипом и для Зарецкого, и для Загорецкого.

Но вернемся к Пушкину. В то время он не знал источник порочащих его имя слухов и разрывался между двумя желаниями: то ли застрелиться, то ли застрелить императора, чтобы смыть позор. На помощь пришел