Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

слышать насчет духа и слова „Истории“ Карамзина. Одна дама, впрочем весьма почтенная, при мне, открыв вторую часть, прочла вслух: „«Владимир усыновил Святополка, однако не любил его…» Однако!.. Зачем не но? Однако! как это глупо! чувствуете ли вы всю ничтожность вашего Карамзина? Однако!“» (Т. 8. С. 49). Историки однозначно сходятся в том, что эта дама, столь искушенная стилистически, – как раз Евдокия Голицына.

С княгиней Голицыной связан еще один, можно сказать, анекдот периода Болдинской осени 1830 года. Каким-то образом до семейства Гончаровых дошли сведения, что Пушкин, находясь в карантине, посещал княгиню Голицыну, свою соседку. И, видимо, Наталья Николаевна, а проще говоря, восемнадцатилетняя Наташа, написала Пушкину какое-то очень холодное письмо, укоряя его в этом визите. Похоже, Наташе напели, что у ее жениха были некогда отношения с княгиней Голицыной, и она подумала, что он поехал искать утешения к той самой Голицыной. Пушкину пришлось единственный раз за все время их болдинской переписки, даже вообще за все время их переписки, с невестой и женой, всерьез оправдываться – нет-нет, это совсем не то! Он не говорил «не то», он просто говорил – нет-нет, это ж моя соседка, толстая баба, совершенно не думайте ничего такого! Я поехал разведывать дорогу![26]

Мораль сей части нашего повествования в том, что, выйдя из Лицея, Пушкин горячо окунулся в бурную жизнь тогдашнего Петербурга, которая включала в себя всякие, говоря по-современному, литературные тусовки, какие-то многочисленные любовные истории, выезды в театр, где он всячески привлекал к себе внимание разными выходками. И не в последнюю очередь вся эта бурная молодежная жизнь была пронизана токами того, что мы потом назовем декабризмом.

Пушкин и декабристы

ГС:

Известно, что Пушкин официально среди декабристов не числился. Здесь у нас с тобой немного различаются позиции.

МВ:

Это не у нас с тобой, просто есть разные исторические подходы.

ГС:

Почему Пушкина не приняли ни в одно тайное общество? Попасть туда было не сложно, особенно до 1820 года, до первого разгрома. Случайных попутчиков было много, но именно Пушкин не оказывается в их числе. Хотя, казалось бы, он умел быть преданным идее. Но он не брезговал общаться с самыми разными людьми, а декабристы видели в такой социальной «всеядности» легкомысленность и склонность легко менять свои убеждения. Даже близкий его друг, Пущин, писал: «…Пушкин, либеральный по своим воззрениям, имел какую-то жалкую привычку изменять благородному своему характеру (курсив мой. – Г. С.) и очень часто сердил меня и вообще всех нас тем, что любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чернышева, Киселева и других… <…> Говоришь, бывало: „Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим народом; ни в одном из них ты не найдешь сочувствия и пр.“. Он терпеливо выслушает, начнет щекотать, обнимать, что обыкновенно делал, когда немножко потеряется. Потом, смотришь, – Пушкин опять с тогдашними львами!»[27]

МВ:

Я задумался… «воззрения» – сильно сказано; понимаешь, мы по привычке говорим «Александр Сергеевич», но ведь речь идет о 18–19–20-летнем парне.

ГС:

Да, но Пущин, например, его ровесник, и он этого не одобряет.

МВ:

Пущин (кстати, он на год старше) – человек серьезный, он как раз из тех, кто пошел по военной части. Конечно, ему вся эта петербургская «золотая молодежь» была чужда и противна. И еще мы не должны забывать: Пушкин уже в то время имел основания про себя сказать, что «всякое слово вольное, всякое сочинение противузаконное приписывают мне так, как всякие остроумные вымыслы князю Цицианову» (Т. 8. С. 51)[28]. Он уже в это время «модный парень», да не просто модный парень, а модный поэт, он один уже в 20 лет вышел в ведущие поэты своего поколения.

Можно объяснить так: Пушкин в свой первый петербургский период стал там таким Виктором Цоем своего времени. В том смысле, что Виктор Цой был сильно моложе мэтров рок-клуба, таких как Гребенщиков, Науменко, но он вошел на равных в их клуб, в их избранную тусовку силой ярко выраженного и сразу проявившегося таланта.

Конечно, сравнивать Цоя с Пушкиным не совсем корректно по отношению и к одному, и к другому, но тем не менее сама эта ситуация, когда молодой человек, только-только ворвавшийся в ту среду, к которой он давно тянется, сразу занимает в ней ведущее положение просто в силу своего ярко выраженного таланта, схожа. Кстати, у Цоя ведь тоже экзотическая внешность, он же полукореец – это стоит пушкинского «арапства».

ГС:

Соглашусь, что формально такое сопоставление Пушкина и Цоя возможно. Но возвращаюсь к нашему герою. Декабристом он не стал, зато сблизился с Николаем Ивановичем Тургеневым, который взялся направлять многообещающее дарование. Тургенев состоял в Союзе благоденствия и разделял взгляды декабристов на роль литературы в общественной жизни. В 1819 году, например, он писал: «Где русский может почерпнуть нужные для сего правила гражданственности? Наша словесность ограничивается доныне почти одною поэзией. Сочинения в прозе не касаются до предметов политики». И далее: «Поэзия и вообще изящная литература не может наполнить души нашей» (курсив мой. – Г. С.)[29]. От Пушкина же ожидалось, что он станет рупором высоких гражданских идей.

МВ:

Гражданином.

ГС:

Да, «поэтом можешь ты не быть»…

МВ:

До появления этих строк Некрасова оставалось еще больше четверти века, но к этому времени уже была написана ода «Вольность», и виды протодекабристов на Пушкина были небеспочвенны.

ГС:

Под влиянием идей Тургенева Пушкин написал и оду «Вольность», и стихотворение «Деревня». Но путь он торил свой, не вполне понятный старшим наставникам – ни Жуковскому, ни Тургеневу. У них были свои представления, как именно должно развиваться юное дарование. А оно собиралось идти только по своему собственному пути. И Жуковский в одной из арзамасских речей высказался: «Сверчок, закопавшись в щелку проказы, оттуда кричит к нам в стихах: я ленюся»[30]. А Александр Тургенев бранил «за его леность и нерадение о собственном образовании»[31]. Батюшков писал Александру Тургеневу: «Не худо бы его запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою»[32].

МВ:

Да и сам Пушкин, выпуская вторым изданием «Руслана и Людмилу» в 1828 году, уже сильно отошедши от того периода, когда он писал эту поэму (а вышла она в 1820-м), признал в предисловии, что «начал свою поэму, будучи еще воспитанником Царскосельского лицея, и продолжал ее среди самой рассеянной жизни» (Т. 4. С. 367).

ГС:

Представления о допустимом и недопустимом у будущих декабристов и Пушкина различались. В статье