Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

Михайловском. Теперь про Ивана Никитича Инзова. Человек, которому были очень близки идеи просветителей, незаурядной храбрости, участвовал во многих сражениях под командованием Суворова и Кутузова. При этом он был гуманист в лучшем смысле этого слова, и его наградили французским орденом Почетного легиона за гуманное обращение с пленными французами. Поразительно. В быту спартанец, а в душе, втайне он даже очень сочувствовал либеральным настроениям молодежи. Так стоит ли удивляться, что к Александру Сергеевичу он отнесся отечески тепло?!

Джордж Доу

ИВАН НИКИТИЧ ИНЗОВ (1768–1845). 1828

Решительный боевой генерал, герой войны 1812 года, Инзов с первого взгляда определил, как правильно обращаться с сосланным на Юг России поэтом и даже не пытался, в отличие от графа Воронцова, смотреть на него как на чиновника; Пушкин, в свою очередь, впоследствии отзывался о нем как о «добром и почтенном старике»

МВ:

И надо добавить, что с Инзовым связана романтическая тайна. Сама эта фамилия искусственная. По одной из трактовок, она значит «иначе зовут». В том, что вельможа, крупный чиновник, генерал носит искусственную фамилию, ничего странного не было. Мы уже упоминали о простоте сексуальных нравов XVIII века, незаконнорожденные дети были в порядке вещей, достаточно вспомнить создателя московского Воспитательного дома Ивана Ивановича Бецкого, сына князя Ивана Юрьевича Трубецкого и шведской баронессы, с которой тот сошелся, будучи в плену (!) в Стокгольме. Или Герцена, чья явно искусственная фамилия не мешала ему быть своим в кругу блестящей московской дворянской молодежи. Но с Инзовым вышло еще романтичнее. Петербургский генерал-губернатор Яков Александрович Брюс, внучатый племянник «колдуна с Сухаревой башни» Якова Вилимовича Брюса, в 1772 году привез его совсем маленьким, примерно четырехлетним, в пензенское имение к своему близкому другу, соучредителю филантропического «Дружеского ученого общества» князю Юрию Никитичу Трубецкому и попросил воспитать его как своего собственного сына – а чей он сын, я тебе, дескать, смогу открыть только перед смертью! История совершенно в духе какого-то графа Монте-Кристо и Железной маски. Но это истинная правда, это зафиксировано во множестве источников. Но Яков Александрович скоропостижно умер вдали от дома в 1791 году, оказавшись последним русским Брюсом[50], и, что называется, унес тайну сию в могилу. Уже сильно потом, на основании внешнего сходства генерала Ивана Никитича Инзова с Константином Павловичем, вторым сыном Павла I, делалось предположение, что Инзов на самом деле сын Павла. Но в этом случае Павел должен был бы стать отцом лет в четырнадцать. Это вполне допустимо и биологически, и, так сказать, исторически – даже если не оглядываться на Средневековье, а просто вспомнить, что полувеком раньше Петра II собирались официально женить в четырнадцать лет и три месяца, и это никого не смущало[51]. Но, конечно, такое отцовство было бы скандально, и понятно, почему его скрывали. В пользу этой романтической версии говорит и то, что при коронации Павла I в 1796 году Трубецкой был назначен сенатором, а в 1797 году произведен в действительные тайные советники, то есть получил второй по рангу чин Российской империи.

ГС:

Но к самому Инзову это отношения уже не имело.

МВ:

Да, Инзов начал службу в 1785 году. Кстати, лично Екатерина II распорядилась выделить ему большую сумму денег и принять на службу в Сумской легкоконный полк – что наводит на ту же мысль. Но Инзов никогда публично не распространялся на эту тему и вообще всю жизнь вел себя исключительно достойно во всех смыслах. Став фактически единовластным начальником юга России, он очень много сделал для жителей Бессарабии, которая куда шире, чем современная Молдова. И Инзов оставил там о себе благодарную память. Вплоть до того, что его перезахоронили в Болграде – городе Одесской области, основанном Инзовым в 1821 году специально для бегущих из Османской империи болгар. Эти болгары-переселенцы возвели ему на свои средства пышный мавзолей.

В уже цитировавшемся «Воображаемом разговоре с Александром I» Пушкин с огромной теплотой отзывается об Инзове. На предполагаемый вопрос царя Александра: «Скажите, как это вы могли ужиться с Инзовым, а не ужились с графом Воронцовым?» – следует развернутый ответ поэта Александра: «Ваше величество, генерал Инзов добрый и почтенный старик, он русский в душе; он не предпочитает первого английского шалопая всем известным и неизвестным своим соотечественникам. Он уже не волочится, ему не 18 лет от роду; страсти, если и были в нем, то уж давно погасли. Он доверяет благородству чувств, потому что сам имеет чувства благородные, не боится насмешек, потому что выше их, и никогда не подвергнется заслуженной колкости, потому что он со всеми вежлив, не опрометчив, не верит вражеским пасквилям» (Т. 8. С. 51).

Обрати внимание: Инзов – примерно 1768 года рождения. То есть в 1820 году ему было ровно столько, сколько мне сейчас, – 52 года. И когда я читаю: «добрый старик», – мне становится не по себе. Конечно, Инзов был боевым генералом, у него была гораздо более бурная и насыщенная всякими страшными вещами биография, но верно и то, что Пушкин был тогда, собственно говоря, мальчишкой. Гениальным, но мальчишкой. И для него пятидесятидвухлетний ответственный администратор, находящийся на пике карьеры, уже «добрый и почтенный старик».

Ну и, наконец, давай вспомним: «Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют»… Бессарабия тогда была бурным регионом, таким, что называется, плавильным котлом, как Нью-Йорк в XIX веке. Это было время передела земель: территория переходила под крыло российского, так сказать, орла, и там все было не устаканено, все было в состоянии брожения, блуждания и отлаживания. И генерал Инзов был не просто добрый старик, он действительно делал очень большую административную работу. Ему было совершенно не до того, чтобы разбираться с опальным поэтом.

ГС:

И Пушкин был относительно свободен.

МВ:

Да, поэтому он был относительно свободен. И он наслаждался этой свободой, этим «разгулом пассионарности»:

…Люблю базарное волненье,

Скуфьи жидов, усы болгар

И спор и крик, и торга жар,

Нарядов пестрое стесненье.

Люблю толпу, лохмотья, шум —

И жадной черни лай свободный (Т. 2. С. 72)[52].

Но еще я хотел бы вот что напомнить. Мы сейчас говорим: «Пушкина отправили в далекую ссылку под видом перевода». Но ведь Пушкин не принимал военную присягу. Поступая на службу, он подписал присягу чиновника, не военную. Но в то время было совершенно в порядке вещей, что штатского чиновника отсылают к другому месту службы – и он берет под козырек