Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

настоящая Катерина Орлова!» (Т. 10. С. 141) Орлова – потому что к этому времени она уже выйдет замуж за Михаила Орлова, тоже оказавшегося декабристом.

ГС:

Сравнение с никогда не теряющей головы Мариной Мнишек – комплимент сомнительный.

МВ:

Вот именно. Но это будет позже. А пока с этим же семейством Раевских, с женской его частью, связано знаменитое стихотворение – я имею в виду «Нереиду»:

Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,

На утренней заре я видел нереиду.

Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть… (Т. 2. С. 22)

Описывается совершенно понятная житейская ситуация. Молодой человек рано утром просыпается – юг, Крым, тишина, рассвет – и идет купаться. И, придя на берег, обнаруживает, что то же желание до него возымела совсем юная девушка – дочка его хозяина. Естественно, никаких купальников и плавок в то время не было, девушка купается как есть. И молодой человек, будучи юношей воспитанным и порядочным, не выбегает с гиканьем из-за кустов, чтобы ее смущать, но и не уходит, потупя взор, а поступает самым естественным образом: прячется в кустах и внимательно смотрит, как

Над ясной влагою полубогиня грудь

Младую, белую как лебедь, воздымала

И пену из власов струею выжимала.

Ситуация предельно понятная. Неудивительно, что Пушкина она до такой степени поразила, что появилось это стихотворение. Но штука здесь в том, что хоть Пушкину и 21 год, он совсем молодой человек, невинным его уже к тому времени никак не назовешь. После петербургских его зим, когда он писал: «Я нравлюсь юной красоте бесстыдным бешенством желаний…» (Т. 2. С. 42), видом нагой груди и прочего его никак было не поразить, казалось бы. Но здесь речь идет не о цыганке, не об актриске, не говоря уже о чем похуже, речь идет о барышне, с которой он днем любезничает по-французски, и совершенно не мог себе представить, что он ее застанет в положении «юной красоты». И оказывается – грудь груди рознь.

ГС:

Я сейчас вспоминаю письмо Карамзиной о том, что «в кого бы Пушкин ни влюблялся, он был влюблен в поэзию».

МВ:

Эти слова потом Некрасов припишет Марии Волконской:

…Я не буду скрывать,

Что Пушкин в то время казался

Влюбленным в меня… но, по правде сказать,

В кого он тогда не влюблялся!

Но, думаю, он не любил никого

Тогда, кроме Музы: едва ли

Не больше любви занимали его

Волнения ее и печали…[53]

ГС:

Итак, Пушкин счастливейшим образом ездил с Раевскими по Крыму, по Кавказу. У них Алупка, Симеиз, Севастополь, Бахчисарай – там знаменитый «фонтан любви, фонтан живой», Симферополь и, наконец, в середине сентября 1820 года через Одессу направился в Кишинев.

Иногда поражает несоразмерность времени, отданного какому-то месту, и его влиянию на дальнейшую жизнь. Так и с Крымом: Пушкин пробыл там всего три недели, но в эти двадцать с небольшим дней появились многие творческие замыслы, которые поэт потом разрабатывал.

Пушкин и Байрон

МВ:

И, конечно, путешествуя по всем этим полудиким и просто диким местам, Пушкин не может не сопоставить себя с Байроном.

ГС:

Сейчас мы подойдем к Байрону. Но сначала о декабристах.

В Кишиневе он с 21 сентября 1820 года по 2 июля 1823-го. В это время разгромили декабристский кружок Орлова, тогда же иссякло греческое восстание. Романтические мечтания о том, что «на обломках самовластья напишут наши имена», терпели крах. Это все потом приведет к духовному кризису, как ни странно, очень плодотворному. И в это время он и пишет «Кавказского пленника», «Братьев-разбойников», «Бахчисарайский фонтан», многие стихотворения, из которых самые известные «Черная шаль», «Кинжал», «Наполеон», «К Овидию».

МВ:

В это же время написана первая глава «Евгения Онегина».

ГС:

Да, начат «Евгений Онегин», и «Песнь о вещем Олеге», кстати говоря, тоже написана здесь же. И основная черта произведений такая: Пушкин соединяет образы, с одной стороны, беглеца, а с другой – изгнанного поэта. Его герой одновременно добровольно покинул родину – и был принужден ее покинуть. Он, конечно, играет с мотивами, которые задал в литературе того времени Байрон. Я читала про Байрона, что в нашей литературе он сыграл бóльшую роль, чем в литературе собственно английской. У нас в первой трети XIX века каждый сопоставлял себя с Байроном. Пушкин также находился под влиянием Чайльд-Гарольда. Увлеченность Байроном он потом сообщит Евгению Онегину.

МВ:

На самом деле много кому сообщит. И Берестову потом сообщит в «Барышне-крестьянке». Помнишь: «Он первый перед ними явился мрачным и разочарованным, первый говорил им об утраченных радостях и об увядшей своей юности; сверх того носил он черное кольцо с изображением мертвой головы. Все это было чрезвычайно ново в той губернии. Барышни сходили по нем с ума» (Т. 6. С. 101)?

ГС:

Конечно. Другое дело, что романтические мотивы он переосмысливает, особенно в «Цыганах», которых закончит в Михайловском.

МВ:

Но в которых использует свой личный бессарабский опыт. То, что Алеко кочует с цыганами, – это отображение в гиперболизированном виде того, что произошло с самим Александром.

ГС:

Да, и Алеко – типичный романтический герой. Но Пушкин не представлял бы собой такого интереса, если бы он просто копировал манеру Байрона, являя в своем герое разочарованность. Цыганам в эпоху романтизма приписывались свободолюбие, неподчиненность государственным законам; в них видели детей природы, которые не зависят от светских условностей. Пушкин противопоставляет два романтических символа – романтический герой Алеко, с одной стороны, и цыган, отец Земфиры, – с другой. Что это значит?

Алеко в приступе ревности убивает жену и ее любовника, когда застает их вместе. И отец Земфиры говорит:

Оставь нас, гордый человек,

Мы дики, нет у нас законов,

Мы не терзаем, не казним,

Не нужно крови нам и стонов;

Но жить с убийцей не хотим (Т. 4. С. 168).

И еще важные слова: «Ты для себя лишь хочешь воли»: он фактически разоблачает этого романтического героя, который на самом деле думает только о себе, а жена должна быть прикована к нему цепями. И вот эту суть романтического героя позже уже будут развивать в литературе у нас Достоевский и Толстой.

МВ:

Говоря о «Цыганах», надо еще сказать вот какие две вещи. Во-первых, Пушкин вставляет в «Цыган», помимо превосходной песни Земфиры («Старый