Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

ГС:

Или вот другое письмо брату, написанное в конце января – начале февраля 1824-го: «Были бы деньги, а где мне их взять? что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться» (Т. 10. С. 65).

МВ:

Пушкин бесился, потому что он, опять-таки если сравнить с «Битлз», на вершине славы, и ему надо, что называется, этой славой пользоваться, в том числе и материально, а он заперт вдалеке от столиц, не может сам проследить за печатанием своих книг, несет убытки, потому что его милый брат Левушка по любой просьбе просто переписывает его стихи и поэмы по памяти, занимаясь, как сейчас бы мы сказали, нелицензионным копированием.

ГС:

Вяземскому он пишет по поводу гонорарных денег 8 марта 1824-го: «Пришли их сюда. Расти им незачем». И он говорит еще: «Благо я не принадлежу к нашим писателям 18-го века: я пишу для себя, а печатаю для денег…»

Джордж Доу

МИХАИЛ СЕМЕНОВИЧ ВОРОНЦОВ (1782–1856).

Между 1820 и 1825

Генерал, герой Отечественной войны 1812 года, библиофил и англоман, граф Воронцов, будучи новороссийским и бессарабским губернатором, многое сделал для развития края, ограничил телесные наказания для солдат, но в едких эпиграммах Пушкина он предстает человеком, не заслуживающим уважения

МВ:

Писатели XVIII века – речь идет именно о тех, кто пишет оды.

ГС:

«…а ничуть для улыбки прекрасного пола» (Т. 10. С. 67), – дальше уточняет Пушкин. И в это же время разворачивается духовный кризис, связанный с поражениями греческого восстания и испанской революции. Встает вопрос: зачем бороться за свободу, если эта борьба неминуемо обречена на поражение? «…Дело Греции вызывает во мне горячее сочувствие, именно поэтому-то я и негодую, видя, что на этих ничтожных людей (в смысле, уступающих своими личными качествами Периклу и Леониду. – Г. С.) возложена священная обязанность защищать свободу», – пишет Пушкин В. Л. Давыдову (Там же. С. 600), возмущаясь действиями греков.

МВ:

Это когда он пишет?

ГС:

Письмо относят к одесскому периоду, то есть с июня 1823 по июль 1824-го, но точной датировки нет.

МВ:

Да, конечно, Греция, Испания… и это накладывается на его личные обстоятельства, переплетается с ними. Пушкин тесно общается с графом Воронцовым – и разочаровывается. Вообще, надо сказать, что из всех людей, с кем Пушкин сталкивался и кого жестоко прикладывал в стихах и эпиграммах, конечно, Михаилу Семеновичу Воронцову больше всех не повезло. Он совершенно не заслужил жесточайших нападок Пушкина. Помимо того, что он был боевой генерал и очень достойный военачальник, отменивший в своем полку телесные наказания, он по выходе из Парижа русского оккупационного корпуса, которым командовал, лично заплатил в парижских кабаках долги всех своих офицеров и солдат. Причем ему пришлось продать для этого собственное имение. Кроме того, я не без удивления и не без удовольствия узнал, что именно Воронцов оказался прототипом Наташи Ростовой в том трогательном эпизоде, когда она отдала свои подводы под раненых. Именно граф Воронцов вызвал 200 подвод для того, чтобы эвакуировать свое имущество из роскошного дома, кстати говоря, на Немецкой улице, где я живу, – на пересечении современной Бауманской улицы и Денисовского переулка. И отдал эти подводы под раненых. А перейдя на статскую службу, став генерал-губернатором Бессарабии и Южного округа, граф тоже показал себя очень достойным человеком: он много сделал для экономического развития этого края. Так что хлесткие слова «полу-милорд, полу-купец» – они, в сущности, мимоходом очень точны, как всегда у Пушкина, потому что сын русского посланника в Англии вырос в Лондоне, и он, пожалуй, один из основоположников лютой русской англомании – «овсянка, сэр!». Поэтому «полу-милорд». А «полу-купец» он потому, что очень много пекся именно об экономическом развитии края. Поощрял рассаживать виноградники, разводить тонкорунных овец, привлекал купцов, в общем, занимался всем тем, чем занимается толковый администратор, наделенный широкими полномочиями. И даже сам вложился в развитие Одесского порта и участвовал в его прибылях. Но Пушкин почему-то хотел уколоть Воронцова тем, что заслуживало уважения. Хотя понятно почему: муж возлюбленной!

ГС:

Нашла коса на камень.

МВ:

Воронцов смотрел на Пушкина как на чиновника 10-го класса, прикомандированного ему из Петербурга за неблагонадежность, и совершенно не желал видеть в нем поэта. Пушкина это бесило. «Воронцов – вандал, придворный хам и мелкий эгоист. Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое», – написал он Тургеневу (Там же. С. 77), подводя итог своего годичного с лишним пребывания в Одессе.

ГС:

А вот Вигель, например…

МВ:

Филип Филиппыч Вигель тот еще источник!

ГС:

Какой есть… Так вот, Вигель рассказывает: «Раз сказал он [Воронцов] мне: „Вы, кажется, любите Пушкина; не можете ли вы склонить его заняться чем-нибудь путным под руководством вашим?“ – „Помилуйте, такие люди умеют быть только что великими поэтами“, – отвечал я. „Так на что же они годятся?“ – сказал он»[58].

МВ:

Да, такая английская складка, говоря по-современному. Он был очень рационален. В другой своей эпиграмме, «Сказали раз царю, что наконец…», Пушкин укоряет Воронцова в угодничестве, доходящем до бесчувственности. Полном отсутствии эмпатии, говоря по-современному. Однажды в сентябре 1823 года Александр I сообщил на торжественном обеде об аресте вождя испанской революции генерала Рафаэля дель Риего-и-Нуньеса, и Воронцов немедленно прокомментировал: «Какое счастливое известие, ваше величество». Что было очень верноподданно, но довольно бестактно, потому что все знали, что народный герой обречен на виселицу. На что обратили внимание все присутствующие. «Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить и в подлости осанку благородства», – энергично подытоживает Пушкин. И, сдается мне, опять не прав. Михаилу Семеновичу незачем было подличать. Он искренне думал, что устранение дестабилизирующего фактора сильно упростит обстановку в Европе. И, цинически говоря, он был прав. Но и Пушкин прав: мог бы и промолчать.

Тут еще вот что. Михаил Семенович был очень несчастен в семейной жизни. Еще до Пушкина. Сухостью и прагматизмом он, видимо, старался это скрыть, «запломбировать».

Любовь в Одессе

ГС:

У Пушкина было два серьезных увлечения в Одессе. Во-первых, Амалия Ризнич, двадцатилетняя жена одесского коммерсанта, и они некоторое время общались. Ровно до того момента, как Ризнич покинула Одессу в мае 1824 года.

МВ:

«Общались»! Попросту говоря, спали. Но вообще бедняжка умерла совсем молодой, всего-то двадцати двух лет от роду, представляешь?! От туберкулеза. Это в XX веке туберкулез стал болезнью бедняков. А в XVIII–XIX веках это была болезнь богачей – потому