Пушкин. Наше время. Встречи на корабле современности - Гаянэ Левоновна Степанян

форменной фуражки или двууголки и должен уехать, потому что табель о рангах уравновешивала штатские чины и военные. И высшая власть могла им распоряжаться совершенно по своему усмотрению. Если бы вдруг чиновник 10-го класса отказался ехать к новому месту службы, а вместо этого, скажем, подал в отставку, его бы просто отправили не в качестве чиновника, а с полицейским караулом уже как ссыльного. Это чтобы мы понимали, что собой тогда представляла Российская империя. «Дней Александровых прекрасное начало», фраки, лосины и полупрозрачные дамские наряды с обнаженными плечами – это все прекрасно, но под этим таился довольно жесткий каркас полицейской, военной, можно сказать, милитаризированной империи.

ГС:

Которая усилится во время царствования Николая I.

МВ:

Да, но при Александре это уже все было. Николай ничего нового не придумал, эту матрицу задал Петр: все должны служить, все должны иметь чины, военные или гражданские. И Александр, и Николай, и второй Александр – они эту матрицу только улучшали. Единственную вплоть до реформ 1850-х годов серьезную пробоину в ней сделал Петр III своим «Манифестом о вольности дворянской», разрешавшим дворянам вообще не служить. Это не было импульсивным жестом: Петр III наметил целый план реформ, превращавших Россию в образцовое немецкое княжество середины XVIII века: веротерпимость, поддержка буржуазии и т. д. Это был прекрасный план, проблема в том, что к реальной России он не имел никакого отношения. Карл Петер Ульрих, ставший неожиданно Петром Федоровичем, оставался немецким кронпринцем, страны, на чьем престоле игрою случая оказался (а ведь мог оказаться на престоле шведском!), он не знал и не понимал совершенно. За что очень быстро и поплатился.

Итак, в рамках этой жесткой матрицы Пушкин как чиновник 10-го класса отправляется «по казенной надобности» из Петербурга в Екатеринослав и попадает под начало «доброго старика» Ивана Инзова.

Пушкин и Раевские

ГС:

Но не только Инзов оказался большой удачей для Пушкина. Он близко сошелся с семейством Раевских, с которым познакомился еще в Петербурге. О встрече с Раевскими в Екатеринославе Пушкин написал подробное письмо брату 24 сентября 1820 года. В нем он сообщил, что Инзов его отпустил путешествовать с Раевскими. Семья была выдающейся: сам Раевский был героем войны 1812 года, его сыновей, как считал еще юный, но тем не менее прозорливый Пушкин, ждало большое будущее. А еще у него было четыре дочери. В письме брату Пушкин пишет о них так: «Старший сын его будет более нежели известен. Все дочери – прелесть, старшая – женщина необыкновенная» (Т. 10. С. 18).

Неизвестный художник

МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ (урожд. РАЕВСКАЯ, 1804–1863).

1820-е

Дочь генерала Николая Николаевича Раевского и жена декабриста Сергея Григорьевича Волконского, отправившаяся вслед за ним в ссылку; ее мемуары на французском языке легли в основу второй части поэмы Николая Некрасова «Русские женщины»

МВ:

Эти двое сыновей, несмотря на свою юность, им обоим – до 25, были уже фигурами мифологизированными в русском сознании…

ГС:

Да, благодаря войне 1812 года.

МВ:

В ходе которой был такой эпизод, когда сам генерал чуть ли не на Бородинском поле…

ГС:

Да, именно на Бородинском поле…

МВ:

…повел в атаку свой полк и вместе с ним – своих двух сыновей-подростков.

Конечно, как мы уже говорили, для Пушкина было таким дергающим моментом, – ему не досталась слава 1812 года, и он смотрел на этих молодых людей, чуть старше его самого, с восхищением. Был польщен знакомством с ними, рад был с ними затусоваться, как бы мы сейчас сказали.

ГС:

В письме брату географию перемещений Пушкин описывает так: «Два месяца жил я на Кавказе… <…> Жалею, мой друг, что… не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной»; потом Таврида (то есть Крым) и Юрзуф, то есть Гурзуф, если говорить современным языком, где он прожил три недели. В Гурзуфе сохранился замечательный музей, посвященный Пушкину. Это двухэтажный домик, который Раевские и Пушкин снимали совместно. В письме брату Пушкин писал о своем тогдашнем житье: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства…» (Там же).

МВ:

Пушкину 21 год. Он живет полностью на обеспечении Раевских. Конечно, им лестно и приятно помочь юному и уже прославившемуся поэту, да еще и ссыльному. К тому же он попадает под их крыло при обстоятельствах самых романтических: искупавшись в Днепре, Александр подхватил воспаление легких и валялся больным – один, в чужом городе… Вот Раевские и сочли уместным взять его с собой на юг – «для окончательного излечения».

И ему тоже было очень приятно; постоянное интеллектуальное общение со «значимыми взрослыми» – образованным, много повидавшим генералом и его женой (кстати, родной внучкой Михайлы Ломоносова) и молодыми людьми-ровесниками, постоянное кокетничанье с юными девушками, которые знают его как поэта. Конечно, это было время счастливое. Кто бы не мечтал оказаться в 21 год в таком положении!

ГС:

Обмолвимся про отношения Пушкина с Марией Николаевной Раевской, будущей Волконской.

МВ:

Будущей декабристкой.

ГС:

Она станет женой декабриста Сергея Волконского, поедет вслед за мужем в ссылку, а ее воспоминания вдохновят Некрасова на вторую часть поэмы «Русские женщины».

В первой главе «Евгения Онегина» есть строки:

…Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

С любовью лечь к ее ногам!

Как я желал тогда с волнами

Коснуться милых ног устами! (Т. 5. С. 20)

И Мария Волконская полагала, что на эту строфу вдохновила Пушкина именно она, она об этом написала в мемуарах. В советском литературоведении поддерживалась теория, что Пушкин был тайно в нее влюблен. Лотман оспаривал эту теорию, настаивая на том, что она еще была слишком юна в тот момент.

МВ:

Сколько ей было, какого она года?

ГС:

Есть две предполагаемые даты ее рождения: или 1804 год, или конец декабря 1805-го, то есть по новому стилю начало января 1806-го. Соответственно, ей было или 16, или 14 лет.

МВ:

Ну! Вполне себе девица. Пушкину самому был 21, так что в принципе ничего тут такого невозможного и даже предосудительного нет.

ГС:

Есть еще две претендентки на эти строки. Елизавета Ксаверьевна Воронцова и Екатерина Раевская.

МВ:

Старшая сестра Марии Раевской.

ГС:

Да, которая – «женщина замечательная», как ее охарактеризовал Пушкин.

МВ:

Но это вовсе не обязательно подразумевает романтические чувства. Через несколько лет, сочиняя в Михайловском «Бориса Годунова», Пушкин напишет Вяземскому: «Моя Марина славная баба: