Традиции & Авангард. №2 (9) 2021 - Литературно-художественный журнал

горному барану. Начали спуск в ущелье. Мерзликин продолжал экспериментировать с контролируемыми заносами. Заднюю ось машины то и дело срывало с траектории, за нами смерчем несся шлейф пыли. Глаза лейтенанта сверкали безумным азартом. Костяшки пальцев побелели. Мы выехали на широкое острие Ятагана и стали двигаться в сторону «рукояти». Слева к скале прижалась черная невесомая фигура. Кажется, старуха. Я вздрогнул.

– Володя, прекращай, – крикнул я, вцепившись двумя руками в рукоятку над боковым стеклом. – Останови, я выйду! Я серьезно! Хватит!

– Не сцы, пиджак, проскочим.

Дорога сузилась до предела, повела налево. Мерзликин резко дернул руль, все-таки сорвав ось. ВАЗ, скрипя от напряжения, стал заваливаться в поворот. Посреди дороги машину ждал глиняный гребень. Он оказался твердым. Задняя покрышка пропахала об его край внешней стороной. Машину отшвырнуло назад. Бутылка пива разбилась о панель. Полетели брызги. Перед глазами возникла буро-зеленая мазня, «жигуль» прекратил вращение. Я увидел стоп-кадр: внизу серебряной стрелой вытянулся Аргун. Машина летела к обрыву на полной скорости. И тут Мерзликин дернул руль влево и ударил по газам. Мотор завизжал, передние колеса забуксовали в гравийной каше, и ВАЗ развернуло в сторону скалы. Со всего маху мы врезались в стену. На капот посыпались камни. Песчаная завеса накрыла нас. Я почувствовал, как что-то теплое ползет по лбу. Поднял руку, увидел кровь. Правой рукой я сжимал вырванную с мясом резиновую ручку. Я открыл дверь, вышел, держась за голову. Пахло жженой резиной. Крылья машины сжались в гармошку, капот встал домиком. На песок из радиатора вытекала раскаленная жидкость.

Каждый вдох обретал ценность и вес.

Со стороны деревни послышался гул. Песчаную мглу распорола наглухо тонированная «Нива» с местными номерами. Я обернулся. Мерзликин сидел за рулем с открытыми глазами, не двигаясь. Тогда я подскочил к задней двери нашего авто. Там, на полу, валялся АК-74М, поставленный на предохранитель.

«Нива» затормозила. Я пригнулся, рассчитывая быстро схватить автомат, залечь за колесо. Водительская дверь «Нивы» открылась. Из автомобиля вышел чеченец лет пятидесяти с острым лицом. На его голове горной башней вздымалась папаха. Он был безоружен и быстро приближался ко мне.

– Что случилось? Помощь нужна? – спросил он, рассматривая передок «девяноста девятой».

– Спасибо, кажись, живы, – ответил я. – Счастье, что мы не в Аргуне.

– Куда ехали-то, ребята?

– Начальника одного встречать. Вот встретили.

– На все воля Аллаха, – пожал плечами чеченец, – значит, таков урок. Берите «Ниву» и езжайте. А я позвоню брату, мы отволочем ваш металлолом ко мне. Я неподалеку живу, в Борзое.

– Какую «Ниву»? – опешил я.

– Здесь что, кругом «Нивы»? Мою берите и езжайте.

Я не поверил своим ушам.

Чеченец, которого звали Али, выписал доверенность прямо на капоте своей «Нивы» и протянул нам ключи. Мерзликин снова попытался сесть за руль.

– Я сам поведу, – остановил его я. – А ты дуй пешком в полк. Доложи командиру, что вел транспортное средство в состоянии алкогольного опьянения, спровоцировал аварию. А я вечером проверю.

– Ах ты, крысеныш… – процедил Мерзликин. – Ты че, перед чехами рисуешься?

– Шагом марш, товарищ лейтенант.

– До продуктового хоть подбрось.

– Шагом марш! – взорвался я.

Я сел за руль и, не сразу поймав первую передачу, тронулся. Али в зеркале заднего вида воздел ладони к небесам.

В назначенный час я встретил полковника. В Чечню он приехал впервые и оттого нервно смолил одну сигарету за одной. Увидев мой разбитый лоб, испугался:

– Под обстрел попали?

– Об люк танка ударился, – соврал я. – Все нормально. Рабочие моменты.

С тех пор я избегал водки. На полковых мероприятиях просто переворачивал стакан. Моя деревянная чаша оставалась запечатана. И теперь Эбе не могла подобраться ко мне.

Гремиха

На Кольском полуострове, в зоне шквалистых ветров, там, где встречаются Баренцево и Белое моря, вбит в сопку населенный пункт Гремиха. Дороги по суше сюда нет. Оказаться здесь можно только по воде или по воздуху.

Раньше здесь был саамский погост, который снесли, чтобы построить первый русский концлагерь. В 1941 году была основана Йоканьгская военно-морская база. Впоследствии она получила грозное имя – Гремиха. Американцы называли ее «Осиным гнездом» (Vespiary).

Сейчас «Осиное гнездо», державшее в страхе всю северную Атлантику, практически опустело. Но еще в восьмидесятые на улицах кипела жизнь. Тридцатитысячное население обеспечивало защиту северных рубежей родины. Курсировали подводные лодки, неся по всему миру ядерные жала Красной империи. База имела собственные корабли охраны, средства ПВО, морскую пехоту и даже боевых водолазов. Отец-подводник говорил, что одна Гремиха способна уничтожить землю трижды. Может, и хорошо, что она пришла в запустение.

Каждое утро меня возвращал к реальности будильник. Я вскакивал с кровати, наблюдая сквозь заиндевевшее стекло окна привычную картину. У пирсов дремали с четыре десятка чернильно-черных хорд. Иногда на пирсах собирались люди с цветами, играл военный оркестр. Это провожали в поход подводников. Моряки покидали базу, как правило, на полгода, проходили под арктическими льдами, а оттуда выходили на простор мирового океана.

Я повязывал на шею пионерский галстук, шел в школу, которая всегда бурлила, как водоворот. Ветер бился в окна, а я в очередной раз пытался понять, зачем кому-то понадобилось делить диагонали параллелепипеда точкой их пересечения. Зато на переменах было весело. В коридорах вовсю работали биржа, казино и рынок. Поиграть, обменяться и просто купить что угодно можно было за особую детскую валюту – вкладыши от жвачек.

Школу я покидал в обед, когда городок уже накрывала ранняя северная ночь. Я брел в музыкальную школу на ненавистное сольфеджио. Из всех этих уроков помню только «Зимнюю дорогу» Георгия Свиридова. Меня поразило, с какой неимоверной точностью композитор с помощью звуков изобразил путь человека сквозь пургу. Жизнь была достаточно однообразна. Хотя иногда школьников выводили на экскурсии. Мы отправлялись (сюрприз, сюрприз) на подводные лодки. Куда бы еще?

Однажды в начале новой календарной зимы, когда ненадолго зажглось новое короткое утро, я привычно запихивал в портфель учебники со стола. Отец вдруг сказал, что у него есть новость. Я напрягся. Предыдущей новостью была смерть Цоя. Тогда я не обрадовался. Сейчас, судя по мрачному отцовскому виду, новость была не лучше. «Неужели Гребенщиков того? – подумал я. – Или, не дай бог, Кинчев?» Но папа отрешенно сообщил, что больше нет СССР.

– А что же теперь есть? – удивился я.

– Не знаю. Ничего.

– Получается, школы тоже нет? – спросил я с робкой надеждой.

– Школа есть. Страны нет.

«Ничего», о котором говорил отец, обрушилось стремительно. Сначала превратились в бумагу деньги. Однажды мы с сестрой стояли в очереди, чтобы поменять деньги на туалетную бумагу – неизвестно, что из них было дороже. Мимо нас катилась группа