Традиции & Авангард. №2 (9) 2021 - Литературно-художественный журнал

Этот жуткий тип потащил меня к далекому черному пятну, вблизи оказавшемуся снегоходом «Буран». Бешеный прыгнул на потрескавшееся сиденье, а меня швырнул в сани, к направляющей которых был привязан карабин. Мы понеслись в сопки, в неизвестность, на верную смерть. Мотор ревел, меня подбрасывало на санях, я сквозь оледеневшие варежки цеплялся за окаменевшую рогожу. Когда сани подпрыгнули в очередной раз, я не удержался и приземлился в мягкое, обжигающее ничто. В снежной пелене уносился прочь «Буран». Я закричал. Но крики мои заглушала буря, на фоне которой даже рев мотора казался комариным писком. Прошло несколько секунд, и снегоход исчез, как и не было его.

«Конец, – ощутил я всем своим существом. – Когда Бешеный поймет, что меня сбросило? Сколько я продержусь?»

След полозьев стремительно исчезал. Я пополз, боясь потерять этот единственный путь к спасению, углубляя его варежками. Как мне казалось, полз я в сторону города. Время играло против меня. Сначала я не мерз: страх заставлял сердце быстро гонять кровь. Но вскоре лютый мороз перешел в наступление. Сначала я перестал ощущать пальцы на ногах. За ними онемели щеки. Застыл ледышкой нос. Я терял себя по частям и превращался в ледяного Буратино. Таким меня и найдут. Нельзя было думать об этом. Но и не думать было невозможно.

Навалилась тьма, в которой носились белые искры. Вдруг этот ледяной мрак прорезал яркий желтый луч. Я услышал бормочущий звук. Это был мотор снегохода, который описал вокруг моего распластанного тела лихую петлю.

– Харе валяться, щенок! – закричал Бешеный, фехтуя треугольной льдиной бороды. – За жердь держись, чума криворукая!

Я обнял жердь, да что там – практически сросся с ней. Мы гнали сквозь бурю еще примерно с полчаса, пока рев ветра внезапно не стих. Я выглянул из саней: мы остановились на вершине сопки, а прямо под нами чернело и шевелилось что-то живое и огромное.

– Стадо, – сказал Бешеный, сплевывая льдинками. – Я заеду, а ты пальнешь. В шею целься, понял?

Я вздрогнул. Стрелять? Мне?

– Я не стану. Не я…

– Тогда вываливай, – зарычал Бешеный. – Седлай оленика. Ну! Чего молчишь? То-то!

«…»

Бешеный направил «Буран» прямо в стадо. Орущие от ужаса, пережившие бурю животные бросились врассыпную. Только один олень с темным окрасом тела и светлой головой не сошел с места. Он стоял и смотрел – куда? Прямо мне в глаза. Я прицелился, зажмурился, выстрелил. Приклад ударил в грудь. С оленем, казалось, ничего не произошло. Но вдруг он мотнул рогами, пошатнулся, завалился на бок. И тут же на него набросился Бешеный, начавший в одиночку затаскивать добычу в сани.

– Держись за оленя, – сказал Женя. – Навернешься, возвращаться не буду: бенза нет.

Я снял варежки, вцепился в грубую шерсть, грелся об остывающее, но все еще теплое тело оленя. Стонал ветер. Ревел мотор. Мертвый олень давил меня тяжелым агатовым взглядом.

«Финики»

Капитан Гамзатов спрыгнул из Ми-8 на взлетку. Горы наполняли душу восторгом и сулили опасность. Схватившись за кепку и пригнувшись, капитан поспешил подальше от винтов. Гамзатов был начальником. Недавно его назначили руководить финансовой частью 291-го горного полка.

Пункт управления полетами не наблюдался (и, как выяснилось позднее, вообще отсутствовал). У черного BMW на краю взлетки колеса казались бесформенными из-за налипшей глины. На его крыле расселся краснолицый старлей, весивший, на беглый взгляд, не меньше, чем полтора центнера. При появлении Гамзатова толстяк встал, рессоры испустили вздох облегчения. Старлей открыл новому начальнику пассажирскую дверь.

– Заместитель начальника финансовой части старший лейтенант Приходько, – представился офицер, пытаясь в порыве услужливости отобрать у Гамзатова сумку.

– Привет, «финик», – сказал капитан, рассматривая потолок салона, отделанный алькантарой. – И откуда бы у офицера с зарплатой двадцать пять тысяч взяться пятой «бэхе»?

– Так это служебная, тащ капитан. И не «пятерка», а «семерка». Фильм «Бумер» не видели?

– Не видел.

– Короче, с блок-фарой, всем таким. Сережа, – повернулся старлей к солдату-водителю, – дуй в контору. Я тут приготовил, в честь прибытия. Коньяк «Багратион», доставлен нарочным из Кизляра.

Старлей оставил попытки отобрать у Гамзатова сумку. Теперь он протягивал новому начальнику серебряный рог с коньяком. Капитан посмотрел на подношение весьма равнодушно:

– Спасибо, старлей, не пью. И тебе не советую. К тому же одиннадцати еще нет.

– Так и я, тащ капитан, тоже не пью. Только пиво. Строго по восемь банок в день.

ВМУУ-«семерка» скребла днищем суглинок между рядов палаток. Бойцы потягивали сигареты с фильтром, пытаясь что-то высмотреть в тонированных окнах. У командирской палатки автомобиль остановился. На траве, осоловевшие от жары, сидели солдаты комендантского взвода.

– Гвардейская финчасть, – пояснил Приходько, указывая на палатку. – Должна быть в штабном здании, но его еще не достроили.

Капитан впервые видел финансовую часть с брезентовыми стенами.

– Расцветали яблоки и гру-уши-и, – запел вдруг старлей, медленно отодвигая выгоревший полог палатки, – по-оплыли тума-аны над рекой.

Внутри нового начальника встретил ряд столов, на них – пачки чековых книжек, стопки жалоб, над ними – карта передвижений 42-й Гвардейской Евпаторийской дивизии, за одним из столов – девушка в аквамариновом платье. Размер груди Гамзатов с ходу оценил как четвертый.

– Катюша, – представил девушку Приходько. – Наш делопроизводитель.

Девушка отложила в сторону журнал закупок. Улыбаясь, она встала. При виде открывшихся спелых прелестей у капитана перехватило дух.

– Кхм. А где кассир? – спросил Гамзатов, тщетно заставляя себя отвести взгляд от V-образного разреза.

– Гребенкин, что ли? Так под стражей. С ним беда, – сообщил Приходько, постукивая коньячным рогом о потную ладонь. – Зимой привез я из Ханкалы полевые выплаты. Полный рюкзак, двадцать лямов. Ночью, пока комендачи давили массу, финчасть распороли ножом, рюкзак ушел. Мать-перемать, компот, прокуратура, все на головах. Так и не нашли! А весной Гребенкин вдруг в отпуск запросился. Уехал к себе на Ставрополье и пропал. Через три месяца отправили за ним дознавалу. Приехал тот в деревню Кочерга…

– Кучерла, – поправила Катюша, скромно потупившись.

– Так вот! А в Кочерге этой сраной возле хибары покосившейся – нулевый «крузак». А сам Володька бухой. Начали его вязать, а он отбивается, кричит, что фермер.

Значительную часть времени Гамзатов думал о Катиной груди. Та вздымалась под легкой тканью, и материя волновалась, напоминая бурный, каменистый Аргун.

Капитан обвыкся, разобрался с жалобами, наладил перечисление довольствия на чековые книжки. Впрочем, была одна проблема. Земляки-аварцы, служившие здесь по призыву. Они стали целыми делегациями осаждать Гамзатова, желая познакомиться поближе. Чтобы отвадить их, Приходько запустил дезу, будто начфин – «кобра». То есть кабардинец.

В конце лета новый начфин держал первую проверку. Из штаба округа прибыл полковник Меркулов. Проверяющий