За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

– Пойдемте лучше еще танцевать. Вот состаримся, тогда и будем за столом рассиживаться.

И снова они танцевали под Фреда Астера, и снова – cheek to cheek…

Глава сорок третья

Сказочный замок

1939

Есть в ближайшем Подмосковье замок, коему позавидуют и французские, и швейцарские, и даже португальские. Сказка, а не замок! Круглые и прямоугольные башенки, черепичные купола, шпили… Да что там рассказывать, его надо видеть. Причем еще острее – глазами обреченного.

– Вот он, замок для двоих влюбленных! – вымолвил смертельно больной писатель, приехав сюда, в подмосковную Балашиху, 18 ноября 1939 года. – Замок для Королевушки и ее придворного трубадура. Хотя…

– Что «хотя»?

– Не хватает венецианских окон. Тут архитектор явно дал маху.

Пятьдесят пять лет тому назад замок сей построил архитектор Бойцов по заказу дочери генерала Казакова. Стилизация под французские шато времен начала династии Бурбонов, но стилизация, превзошедшая свои оригиналы. Генеральская дочка вышла замуж за остзейского барона Мейендорфа и стала баронессой. В год начала мировой войны Мейендорфы уехали за границу на лечение да так потом и не вернулись, а победивший пролетариат присвоил чудо архитектуры себе. Некоторое время здесь даже жил вождь пролетариата Ленин, а потом в замке баронессы Мейендорф разместилась колония для детей-сирот Красной армии. Но в 1935 году советские наркомы захотели отдыхать в этом распрекрасном месте, и босявок-сирот переместили в другой уголок бескрайней советской страны.

Непосредственно в замке с тех пор отдыхали самые-пресамые, а которые чуть пониже рангом размещались в здании санатория, построенном архитектором Иофаном. Здесь лечили от ожирения и от несварения желудка, улучшали обмен веществ и возвращали в строй созидателей светлого социалистического будущего.

Жаль, конечно, что писателя и его верную спутницу не поселили в самом замке, но и то сказать, так бы они не видели его ежедневно из окон санатория, приходилось бы лишь наслаждаться дивными интерьерами. А теперь, просыпаясь утром, они шли к окну и подолгу стояли, любуясь.

– В таком шато мы будем жить с тобой в другом мире, – говорил трубадур своей Королевушке. – И Мастера с Маргаритой я помещу в таком же. Им дарован покой, но, знаете ли, покой тоже должен иметь сказочные очертания. Венецианские окна добавлю.

В начале декабря пошел снег, и к середине месяца можно было кататься на лыжах. Но, увы, сил для лыжных пробежек уже не оставалось. В лучшие дни хорошо, когда он мог немного прогуляться, дойти до замка и пройтись вокруг него, любуясь необыкновенной красотой сквозь синие очки, без которых дневной свет был для него невыносим. Потративший много сил на болезнь, он постоянно мерз и на прогулках зябко кутался в медвежью шубу из шкуры американского медведя гризли, купленную три года назад вместе с такой же шапкой, которую он теперь натягивал себе до самого подбородка. В синих очках, шубе и шапке он сфотографировался здесь, в Барвихе. Фото получилось какое-то зловещее.

– Неужели мы с тобой не заслужили жить в этом шато? – тихо спрашивал Михаил Афанасьевич, глядя, как из дверей сказочного замка выходит маленького роста, лоснящийся и толстопузый, словно самовар, высокопоставленный советский чин со своей такой же неприглядной женой. Отпыхиваясь, становятся на лыжи и медленно-медленно, будто боясь внезапно сбросить лишние килограммы, двигаются в сторону леса.

– Вероятно, для снижения веса их кормят салом поросят-марксистов и икрой осетров, верующих в идеи Ленина, – сказал Булгаков и двинулся дальше, такой истощавший, что, подуй ветер сильнее, его и унесет обратно в Нащокинский. Недолгая прогулка завершалась, перейдя через речку Саминку, они возвращались в свой санаторий, как вдруг навстречу им вышел высокий и статный седой мужчина, светлоглазый, с лицом поджарого волка:

– Михаил Афанасьевич! Здравствуйте, дорогой! Здравствуйте, Елена Сергеевна! Ну, что скажете? Где ваши ложки, которыми вы, как сметану, едите здешний воздух?

– Здравствуйте, Александр Александрович! Спасибо, что устроили нас сюда, мы так рады!

– Жаль только, что не в сам замок.

– Да ладно вам, Михаил Афанасьевич. В замке, конечно, интерьеры – закачаешься, но атмосфера там наркомовская, затхлая, все равно что жить под мышкой у Хрущева. Он, кстати, здесь отдыхает.

– А, так это его мы только что лицезрели. Он сейчас кто?

– Киевом руководит. Обожрался сала с галушками и приехал худеть.

– А вы тоже решили подлечиться?

– Нарочно, чтобы с вами пообщаться на свежем воздухе. Как вас кормят?

– Морковочка, капусточка, свеколка, как в монастыре. Сейчас ведь Рождественский пост. Никогда не постился, так сейчас за всю жизнь отпощусь. А вы вовремя. Со дня на день меня обещал Сталин навестить.

– Сталин?! Шутите? Хотя…

– Почему же шучу? Отсюда до Ближней дачи сколько? Километров двадцать? Что стоит Палосичу его сюда привезти?

– Не знаю насчет Сталина, – ехидно прищурился Фадеев, – а вот Саша Резаный здесь и сегодня будет всем класс показывать.

– Да вы что?! – оживился Булгаков, полгода не бравший кий в руки. – Миляев? Обязательно надо посмотреть. Во сколько?

– Сразу после ужина. Может, прогуляемся еще малость?

И Михаил Афанасьевич, хоть и чувствовал, что слабеет, еще полчасика погулял с Фадеевым. Тому не терпелось узнать, что он думает по поводу финской войны, а поговорить откровенно можно только не в помещении.

– А что тут думать, – усмехнулся Булгаков. – Драть надо этих финнов, как сидорову козу. Им за Карельский перешеек такие территории предлагали, а они уперлись. Спрашивается, почему? Потому что надеются в скором времени, что будет война с Германией и они у нас в пять раз больше оттяпают. Неблагодарное племя. В свое время мы, по их просьбе, избавили их от шведского гнета, устроили финский оазис в составе Российской империи, в коем они процветали. Мы построили им великолепную столицу… В которой, впрочем, я ни разу не бывал. У них даже были своя валюта и свой парламент, чего не было в самой империи. И вот вам благодарность за все! Хорошо, что никто в мире не послал войска воевать за Финляндию.

– Зато уж оружием их мгновенно накачали так, что на каждого финского мужика целый арсенал. И из Лиги Наций нас позавчера выперли.

– А и нечего нам делать в лиге ненавидящих нас наций! Не забудьте, что и Нобелевскую по литературе дали какому-то занюханному финскому писаке. Только потому, что он финн.

– Не только. Он еще автор нового военного марша Финляндии. А Нобелевская давно стала чисто политической западной премией. Гитлер развязал мировую войну, а его выдвинули на премию мира! Хорошо еще, что просто решили никому не давать в этом году, а так бы он получил.

– Но он хотя