Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

лжеучителям недостает любви. Это доказывается уже тем, что они подымают все эти спорные вопросы и нарушают таким образом согласие в общине, Смирн. 7, 1. Но у них вообще нет никакого понимания задач практического христианства: они не заботятся о развитии любви, 6, 2, они удаляются от Евхаристии и молитвенных собраний общин, Смирн. 7, 1; их высокомерие, в котором они думают найти что-то лучшее, отвратительно, Еф. 5, 3. Никаких других обвинений против них Игнатий, по-видимому, не может выставить, хотя он называет их учение дурным, Еф. 9, 1, и говорит о том, что их дела недостойны Бога, Еф. 7, 1. Все-таки общины должны избегать их, как диких зверей; можно о них молиться, но их трудно излечить, Еф. 7, 1. Разрыв, по-видимому, полный, хотя гносис ни в каком случае не отказался от пропаганды в общинах. В ефесской общине нет никакого раскола (ереси, 6, 2): Игнатий явно признает свои предостережения профилактическими, Еф. 8, 1, Магн. 11, Тралл. 8, 1; все же он должен был считать их весьма необходимыми: действительно, в самом Ефесе встречаются лжеучители, Еф. 9, в Магнезии — люди, которые, хотя и признают епископа, но свои собрания устраивают без него, Магн. 4. Тем теснее должны сплотиться общины; при этом весьма действительной оказывается епископская организация, являющаяся в то же время центральным пунктом культа, Магн. 7, Филад. 4. Игнатий требует более живого участия в богослужебной жизни, более частых собраний, Еф. 13, 1; епископ должен созывать всех членов общины поименно. Пол. 4, 2.

Наряду с докетизмом угрожает другая опасность: иудаизм, как называет это учение сам Игнатий, совершенно не объясняя нам, что, собственно, он под этим разумеет. Можно было бы, пожалуй, подумать, что это были лишь реминисценции полемики Павла. Но предостережения, которые встречаются, правда, лишь в посланиях в Магнезию, 10, и Филадельфию, 6, все же слишком определенны для признания этого. Упомянутая агитация, конечно, не имеет ничего общего со старой иудаистической агитацией, исходившей из Палестины; носителями ее являются христиане-язычники, необрезанные, Филад. 6; это просто библейская законность, которая, в качестве реакции против нравственного индифферентизма спекулятивной теологии, впадает в другую крайность, стремясь вновь навязать христианству ветхозаветный Закон и, при совершенно изменившихся условиях языческого христианства, вновь воздвигнуть оправдывавшийся некогда исторически идеал иудейско-христианской общины — верность в исполнении Закона.

В противовес этому нравственным подвигом было то, что христианские общины под руководством таких мужей, как Игнатий и Поликарп, крепко держались своего собственного идеала. Естественно, что дело обстояло уже не так, как во дни Павла, когда должен был создаваться новый идеал воздействием христианского духа, который уже сам собою должен был найти правильный путь в нравственной области. Тип христианско-нравственной жизни выработался уже давно. Для него установился уже твердый термин: κατὰ χριστιανισμόν ξήν, жить по-христиански, вести христианскую жизнь, Магн. 10, 1. Характерно, что наряду с прежними мотивами подражания Богу, Еф. 1,1, Тралл. 1, 2, примеру Христа, Поляк, к Фил. 10, 1, наряду с указанием на последние времена, Еф. 11, 1, начинают действовать, главным образом, воспоминания о великом прошлом, ссылки на апостолов, Еф. 11, 2, 12; Полик. к Фил. 1, 2; 3, 2; 11, 2 сл. Новое время, конечно, придало идеалу и новые черты. То, что при Павле лишь слегка намечалось, в частности, христианский общинный дух и признание добровольно принятого на себя несения службы общин, является теперь в виде объединения всех общин в исповедании и культе и в виде повиновения всех членов епископу и его клиру. Но как бы ни подчеркивался этот идеал подчинения своеобразным пониманием Игнатия, он еще не вытеснил первоначальных христианских элементов. Важнейшей деятельностью христиан все еще остается то, чтобы — в созерцании страданий Христа — противопоставлять гневу — кротость, хвастовству — смирение, клевете — молитву, заблуждению — крепкую веру, зверству — мягкость, чтобы выказывать снисходительность врагам, как братьям; таковы дела, которыми и язычников можно сделать последователями Евангелия, Еф. 10. Слова Господни, запрещающие осуждение и месть, остаются постоянно в сознании, Полик. к Фил. 2. Христианина обязывает к этому его христианство, его дела должны быть видны для всех, Еф. 14, 2. Немногие неразумные могут дискредитировать всю благочестивую общину; поэтому следует избегать всякого соблазна вне общины, а также всякой внутренней вражды, которая хотя бы в слабой степени могла подать к нему повод, Тралл. 8, 2.

Опасность того, что христианство сделается лишь христианством по имени, становится сильнее уже в силу возрастания общин. Игнатий увещевает не только называться, но и быть христианами, Мага. 4, как и сам он молится, чтобы ему дана была сила не только называться христианином, но и действительно сделаться им, Римл. 3, 2. Христианство не является чем-то таким, в чем можно убедить людей искусственно, оно проявляет свое величие и силу именно тогда, когда делается предметом ненависти мира, Римл. 3, 3. Игнатий разумеет, конечно, под христианством прежде всего религиозное сознание, которое остается твердым и в мученичестве, а также общение в культе. Но все же он говорит также и о соблюдении нравственности. Удивительно при этом то, что он нигде не упоминает о тяжелых пороках язычества: о разврате, алчности и т. д. Встречаются лишь слабые указания на то, что люди, состоящие в браке, должны принадлежать исключительно друг другу; известная опасность в этом отношении была именно в том, что христиане признавали всех своими братьями и сестрами, Пол. 5, 1. Впрочем, Игнатию представляются гораздо более опасными духовное высокомерие аскетов, Пол. 5, 2, эмансипационные стремления рабов, которые даже претендуют быть выкупленными на средства общины; Игнатий высказывается в этом случае так же, как и Павел: рабы, в качестве христиан, вместо мечтаний об улучшении своего положения должны еще вернее служить своим господам во славу Божию, Пол. 4, 3. Следует еще предостерегать против бесчестных занятий, несовместимых с христианством, Пол. 5, 1. Совершенно неясно, что, в частности, имеет в виду Игнатий: согласно дальнейшему изложению, можно, пожалуй, было бы разуметь под этим все, что имеет какое-либо отношение к идолослужению, театру, цирку, быть может, также и к военной службе. Христианин уже несет военную службу своему небесному Господину: пусть никто не окажется перебежчиком, Пол. 6, 2!

Можно думать, что о нравственных вопросах не говорится потому, что в духе Игнатия подчеркивать лишь центральный пункт христианства, исповедание и единство общин. Но в эти вопросы почти вовсе не входит и Поликарп, имеющий в виду совершенно иную, безусловно практическую сторону христианства и старательно обсуждающий обязанности христиан всех слоев общества. В одном месте