Просроченный долг - Йожеф Лендел

Но жизнь ли это, если я уже не боюсь смерти. Не является ли критерием жизни то, что мы боимся. Опыт миллионов лет учит: бойся. Малек пугается даже тени от твоей руки — а ведь это еще не личный опыт, что нужно бояться. Столетняя щука уже не всего боится; знает, что есть опасности, которые она может выдержать, и есть, которых может избежать.

Комната, которую я могу запереть изнутри, означает не только изоляцию. Какие бы глупости сегодня не болтали об отчуждении. Тот, кто может открыть запертую изнутри комнату, и выйти к людям или позвать людей, не испытывает отчуждения.

Отчужден тот, кого заперли в комнате. А еще намного, намного больше — тот, кто в переполненном автобусе находится в самом близком телесном соприкосновении с людьми. Но больше всего отчужден тот, кто годы, десятилетия никогда не может быть один — даже в уборную должен идти с пятьюдесятью другими.

Б.: Свобода — это отсутствие зависимости. Но если нет ни зависимости, ни любви, ни любви к проделанной и к предстоящей работе, стоит ли жить?

А.: Это — псевдовопрос. Факт, покончим или не покончим мы с жизнью, даст ответ, не рассуждения.

23 января 1967 г.

Если приступлю к следующему (или последнему, или заключительному) роману Пренн-Баница, у которого на сегодняшний день было бы название «Последние дни Баницы», то воспользуюсь двумя методами.

1. Первый — вульгарнейший метод детективного романа: писатель начинает с представляющегося абсолютно нераскрывае-мым случая, который невозможно раскрыть, если бы он, писатель, не разместил бы где-то следы, которые детектив «гениально» находит. Это — бессовестный обман читателя: писатель действует так, будто бы детектив изучает подозреваемых и улики, тогда как уже появился тот единственный, кажущийся невиновным, о ком «выяснится», что он преступник. Это подлый обман и дешевая псевдологика, но у таких книг много читателей, и это важно.

2. Второй, для меня более приемлемый и, по крайней мере, столь же интересный, способ, когда ученый-естествоиспытатель из аномалии делает вывод о каком-то неизвестном факторе и начинает его научное исследование, что одновременно и расследование.

Я ни в коем случае не откажусь ни от сюжета, ни от внутреннего монолога, ни от знаков препинания (как сейчас некоторые пишут без заглавных букв, или без абзацев, или без точек, или без запятых) <_> я не боюсь того — чего желает избежать Роб-Грийе (Ален Роб-Грийе (1922–2008) — французский писатель, сценарист, идеолог «нового романа».) — компоновать или писать роман так, как писали в XIX столетии. Этому я противопоставляю не только хорошую формулу, которую я не раз написал: «Нужно писать так, как писал бы Стендаль сегодня», но я также знаю, что напрасно мы хотели бы писать так, как писал Бальзак и, если бы мы слово в слово написали роман Бальзака, сегодня это — в силу изменившейся акустики — было бы не тем, чем в свое время.

Литература действительно может делать лишь саму себя, но становится настоящей литературой при отсутствии стерильных литературных намерений.

11 марта 1967 г.

Сделал заявление об «ЭШ» в юбилейный номер «ЭШ». Важно, что выразил надежду, что в следующие десять лет они опубликуют мои рукописи, которые «по одной-другой-третьей причине» отвергли.

То есть констатировал функционирование редакционной цензуры.

13 марта 1967 г.

Писатели вынуждены прибегать к обновлению формы (в большинстве случаев), если:

1. то, что они хотят сказать, не укладывается в рамки старых форм;

2. им нечего сказать, и поэтому они стараются освежить старое (часто банальное) через обновление формы. Если им это удается, на здоровье — я либерал.

Но жаль, если в погоне за внешними деталями они пренебрегают прописными буквами, знаками препинания, абзацами, объявляют войну эпитетам (бороться с изобилием эпитетов, возможно, правильно), описывают только предмет, только психологическое впечатление, пишут только диалог, только описывают, пишут только монологи и т. д.

Возможно, в отдельных случаях хорошо это только, но возведенное в правило лишь ограничивает инструментарий писателя, и, в конечном итоге, писатель от этого теряет.

14 марта 1967 г.

Мир редко бывает справедливым, но справедливых войн не бывает.

* * *

Миклош Видор (Миклош Видор (1923–2003) — писатель, поэт, переводчик.) прочитал «Лицом к лицу».

Важно не то, что он сказал в одобрение, а то, что он считает, что последняя глава хуже предыдущих.

Обоснование: небрежности. Это не трудно исправить при редактуре.

Важно: он долго не мог понять, кто говорит.

Значит, имя нужно назвать где-то раньше (это, конечно, уже мое умозаключение).

18 марта 1967 г.

Чем меньше произведений бичует эпоху, чем меньше слышен голос пророка, предвещающего темное будущее, тем темнее сама эпоха.

9 апреля 1967 г.

Прогресс человечества большей частью можно объяснить той особенностью человека, что человек хорошо рассчитывает.

Но, возможно, еще более — тем, что ошибочно рассчитывает. Сколько общественных и научных предприятий было начато, потому что человек плохо представлял себе трудности, которые встанут на его пути.

В самом деле, начал бы я 19-й, если бы знал, перед сколькими трудностями, нерешенными задачами, отдаляющимися перспективами мы встанем в 69-м. А ведь какие ужасные взлеты и падения, ухабы и препоны уже позади нас.

10 мая 1967 г.

Какая свобода, если мы боимся только смерти?

Какое кладбище, если мы не боимся даже смерти?

14 июня 1967 г.

Ну, а теперь нужно сесть и нужно написать роман, — который и запутанный детектив, и психологический роман вместе и в переплетении, в постоянном взаимовлиянии.

Кстати, ситуация отнюдь не хороша. Ближневосточный кризис, потеря СССР престижа на Западе и враждебность (как я слышал, бессмысленная) арабских государств — большая беда.

К сожалению, здесь это сопровождается обертонами, касающимися непосредственно меня. Богнар («Тюкёр»), который принял четыре новеллы («Бывшие зеки рассказывают о побегах»), был им рад, вчера в приватном разговоре сказал, что пошлет их «наверх» для одобрения.

21 июня 1967 г.

Солженицын в 1967 г.

«Я спокоен, конечно, что свою писательскую задачу я выполню при всех обстоятельствах, а из могилы — ещё успешнее и неоспоримее, чем живой. Никому не перегородить путей правды, и за движение её я готов принять и смерть. Но, может быть, многие уроки научат нас наконец не останавливать пера писателя при жизни? Это ещё ни разу не украсило нашей истории».

Последний абзац письма Солженицына IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей («^е Мопде», 21 мая 1967 г.).

21 июня, самый длинный день

27 июня 1967 г.

Свобода художника

Знаем, знаем, свободу ограничивают: государство, общество, религия, собственное сознание и ложное сознание и т. д., то есть в абсолютном смысле не свободен никто.

Тем не менее, разница, если художник думает,